Галланд собирался убедить Геринга в некоторых деталях. Первое: требовались реактивные истребители, а не бомбардировщики, так как мы сражались с американскими бомбардировщиками, а блицкриг остался в далеком прошлом. Второе: сокращать время подготовки истребителей – это самоубийство, Галланд оставил вопрос их участия в боях на усмотрение командиров эскадр.
Командиры имели право отправить в бой зеленого мальчишку, но большинство предпочитали не делать этого, пока тот не наберет часы налета. Это обозлило Геринга. Он хотел иметь как можно больше летчиков, не обращая внимания на качество подготовки. Третье: Галланд хотел добиться прекращения производства Ме-109. Нужно было строить FW-190D, но основные усилия сосредоточить на производстве Ме-262. Четвертое: не позволять СС лезть в наши дела, так как они шныряли вокруг и цеплялись к Галланду. К нему даже приставили телохранителя, как я помню.
На совещании присутствовали и бомбардировщики: Пельц, Баумбах, Хайо Херман, который в прошлом году создал систему «Вильде Зау». Он активно нас поддерживал. Как обычно, Геринг пытался определить ход совещания. Он начал говорить, перечисляя наши провалы, обвиняя нас во вражеских бомбежках, называл пилотов трусами, недостойными своих званий и орденов. Галланд высказал несколько своих замечаний, но на это Геринг ответил, что все это слова Гитлера. Тогда Галланд поднялся и прямо заявил, что Геринг врет. Он сам разговаривал с Гитлером несколько дней назад, и что фюрер говорил ему прямо противоположное.
Геринга несколько раз ловили на вранье. Люди ерзали на стульях, понимая, что взрыватель запущен. Галланд не остановился, он сказал, что Геринг должен уйти в отставку для блага люфтваффе и всей Германии. «Это так?» – спросил Геринг нас. Все летчики-истребители дружно кивнули. Тогда Геринг опросил каждого лично, и каждый ответил: «Да».
Лично я сказал: «Герр рейхсмаршал, мы теряем слишком много молодых пилотов, у которых нет шанса выжить. У нас нет достаточного количества истребителей и Ме-262, чтобы сделать то, о чем вы просите. Не имея опытных летчиков и истребителей, мы можем лишь кое-как отбиваться». В общем, совещание прошло достаточно нервно.
Когда я вернулся в JG-7, я выбрал нескольких командиров эскадрилий, таких как Рудорффер, Баркгорн, Бэр и других. Мы реорганизовали эскадру, чтобы она действовала более эффективно. Мы наладили доставку топлива и боеприпасов и ротацию механиков, которые готовили Ме-262 к полетам. График работ был рассчитан поминутно. Затем выяснилось, что я должен присутствовать еще на одном совещании у Геринга, теперь в декабре. Я полетел туда, Галланд в это время был в Ваннзее.
Когда я прибыл, валил снег, и было холоднее, чем в аду. Я посадил свой истребитель и покатил с аэродрома в штаб, который был весьма приятным местечком. Когда я вошел, меня приветствовал Траутлофт, и я увидел всю старую шайку – Галланда, Илефельда, Генри фон Мальтцана, Эду Ноймана, Густава Рёделя и Гюнтера Лютцова. Мы обсудили, что нам следует делать. Галланд сказал, что Геринг не желает присутствовать на этом совещании, о чем сообщил по телефону. Вот так действовал Толстяк Номер Один.
Ладно, мы решили действовать, как раньше договорились и стали выбирать, кто пойдет к Гитлеру и потребует сместить Геринга. Нам требовалось выбрать того, кого уважают и люфтваффе, и Гитлер. Нам также требовалось найти человека, который не поддастся влиянию Гитлера. И мы все твердо решили, что этот человек не должен симпатизировать нацистам. Мы все знали, что наш выбор должен понравиться немецкому народу. До войны многие люди в той или иной степени поддерживали Гитлера и нацистов, но теперь их число заметно сократилось. Мы также знали, что средний немец все еще уважает старых аристократов, и это тоже следовало учесть.
Наше мнение раньше разделилось между фон Граймом и фон Шлейхом. Шлейх, баварский ас Первой мировой, выглядел предпочтительнее, потому что все время служил вдалеке от Берлина и имел орден «Pour le Merité». Он был хорошим, честным человеком. То же самое можно было сказать о и фон Грайме, но бродили слухи, что у него не все ладно со здоровьем. Поэтому мы решили сначала обратиться к Шлейху. Если он откажется по какой-либо причине, тогда мы пойдем к Грайму. Рёдель сказал: «Меня не слишком волнует, кто заменит толстого ублюдка. Вообще у нас в эскадре живет медведь, который лучше него ориентируется в сегодняшней ситуации. По крайней мере, он никогда не кусает руку, которая его кормит». Мы рассмеялись, а Нойман заметил: «Это действительно так». И мы засмеялись еще громче.
Некоторые из нас давно планировали переворот, чтобы свергнуть Геринга, но нам следовало быть осторожными. Мы знали, что рискуем сами и подвергаем риску свои семьи. Я почти ничего не говорил своей жене, потому что чем меньше она будет знать, тем безопаснее будет для нее. Я был одним из немногих женатых заговорщиков, а это означало, что я могу потерь очень много. После завершения подготовки плана я вместе с Галландом, Лютцовом, Траутлофтом, Остеркампом, Рёделем, Нойманом и другими отправился в Берлин, чтобы встретиться с генерал-оберстом Робертом фон Граймом, фон Шлейхом и даже фон Рихтгофеном, чтобы заставить Геринга уйти. Но ничего не получилось.
В январе 1945 года на новой встрече буквально перед самым бунтом фон Грайм сказал нам, что поздно что-то делать, Адольф Гитлер никогда не снимет своего самого старого и самого верного друга. Мы повторили то, что сделали на предыдущей встрече с Герингом в ноябре. Мы постарались объяснить ему все его ошибки, глупость попыток превратить Ме-262 в бомбардировщик и еще большую глупость сокращения времени подготовки пилотов.
Я не мог поверить тому, что услышал, и я не один. Наш командующий заявил, что нам не нужны реактивные самолеты, так как бомбардировщики должны наносить удары по аэродромам и уничтожать их авиацию на земле. Он также с порога отмел возражение, что молодым пилотам нужно больше 30 часов налета перед тем, как вступить в бой. Он имел меньше опыта в годы Первой мировой войны, но тогда самолеты и тактика были много проще.
Я помню, что возразил ему: «Герр рейхсмаршал, эта война очень отличается от предыдущей, мы сражаемся с огромным числом противников, самолеты более совершенные и на них сложно летать. Даже Остеркамп и фон Шлейх говорят это. Пилотам требуется более интенсивная подготовка, чем в прошлом». Однако Геринг не желал слышать все это. Я и так не любил его, а теперь просто возненавидел. Если бы я был один и от меня никто не зависел, я бы просто застрелил его и решил таким образом все проблемы.
Все это привело в конечном итоге к Бунту истребителей против Геринга в январе 1945 года. С нами был даже Тео Остеркамп, который служил инспектором наземных служб люфтваффе. Он встретился с Герингом один на один и попросил выслушать нас. Геринг обругал его, как и в декабре. Остеркамп рассказал мне, что произошло. Он заявил: «Я лучше уйду в отставку с честью, чем последую за вами к катастрофе». Это был настоящий лидер, и он говорил, что думает.
Когда я вернулся в JG-7 и все подготовил, в день Нового года я передал командование Вейссенбергеру. В этот день была проведена операция «Боденплатте», в которой я не участвовал. Я попрощался со своими летчиками. Нужно понимать, что у нас была не совсем обычная часть люфтваффе, поэтому требования дисциплины были не столь строгими. Эти парни знали свое дело, и вместо того, чтобы заставлять их надраивать сапоги, я предпочитал, чтобы они осваивали технику и оттачивали тактику.
После операции «Боденплатте» я вернулся в Италию, а еще через пару недель получил вызов от Мильха, который приказал мне немедленно вернуться в Берлин, прихватив с собой Ноймана и Рёделя. Я передал им вызов. Обычно мы получали такие приказы по телеграфу, но сейчас это был просто телефонный звонок. Для этого были причины, и я заранее начал нервничать.
Снова мы собрались все вместе. Я спросил их, что происходит, и Галланд ответил, что состоится еще одна встреча с Герингом, которую приказал провести Гитлер, чтобы решить все вопросы. Галланд поделился с нами некоторой информацией. Он сказал много такого, от чего у меня закружилась голова. Он сказал, что Геринг прослушивает его телефонные разговоры и даже попытался убить его, подстроив все как несчастный случай. Я все-таки спросил, откуда все это известно.
Оказалось, что Галланд поддерживает хорошие отношения с высокопоставленными чинами армии и флота. Моряки восхищались тем, как он организовал в 1942 году прорыв линкоров через Ла-Манш. Группенфюрер Феликс Штайнер всегда уважал Галланда, именно он подтвердил сведения Альберта Шпеера о том, что Геринг прослушивает телефон Галланда. Штайнер также сказал, что он в курсе попыток организовать убийство. Штайнер даже предложил приставить к Галланду в качестве телохранителя одного из своих людей.
Очевидно, что Штайнер ненавидел Геринга не меньше, чем мы. Его солдаты ваффен СС испытывали серьезные проблемы, когда им приказывали удерживать позиции, и они полностью зависели от грузов, сбрасываемых самолетами люфтваффе. Снабжение так и не поступало, поэтому 5-я дивизия СС Штайнера была вынуждена отступать и понесла тяжелые потери, вырываясь из окружения. Геринг много обещал, но не выполнил свои обещания. Штайнер получил приказ провести массовые расстрелы, но, переговорив с обергруппенфюрером Биттрихом, отказался исполнять приказ. Они ненавидели Гиммлера даже больше, чем Геринга. Позднее я узнал, что они знали о заговоре против Гитлера, если вообще не участвовали в нем. Это было безумное время.
В общем, бунт истребителей начался даже без Галланда. На следующий день мы снова встретились с Герингом, и эта встреча оказалась такой же бесполезной. Говорить должны были Траутлофт и Лютцов. Галланд сидел на телефоне где-то в другом месте, и Траутлофт должен был информировать его о ходе переговоров.