Глава 3. Первая идея

Женщина, которая позвала Вадима на ужин, коротко представилась: «Тея», а затем повела его «есть и знакомиться».

— Ты пока будешь за центральным столом, но не больше двух недель. Далее сам выберешьсебе компанию. Если не выберешь, откатишься к лентяям, которые могут поесть только после того, как все разойдутся.

Столовая представляла собой поставленные вдоль берега в один ряд три длинных стола, над которыми был натянут единый тент. С обеих сторон вдоль столов располагались такие же длинные узкие скамьи — чтобы сесть за стол, приходилось через них перелезать. Между центральным столом и рекой раскинулась кухня со столами выдачи.

Не успели они усесться, новичку начали рассказывать про жизнь на Арзюри. Ну, как он понял из объяснений — что-то среднее между первобытно-общинным строем и коммунизмом.

Все население предгорий жило двумя самоуправляемыми общинами — в нижнем и верхнем лагере. Никаких вождей и предводителей не было. Люди сами объединялись в отряды, которые занимались сбором плодов, борьбой с растениями, приготовлением пищи и другими делами, позволяющими сообществу выжить. Многие отряды формировались на один-два дня, почти ежедневно возникали новые проекты и идеи. Препятствием для их осуществления были только общие для колонистов неотложные и обязательные дела.

Поэтому и коммунизм здесь был относительным. Жизненно необходимый минимум получали все. Келья в Пещере или палатка в одном из лагерей. Возможность ежедневно питаться, пусть и не в общей компании. Получать мыло, постельное белье и одежду. Ну и еще кое-что по мелочи. В общем, как и все остальные. Но вот с дефицитными ресурсами — гораздо сложнее. Получить спальный мешок, надувной матрац или одеяло, фонарики и батарейки к ним, новую зубную щетку взамен утонувшей или растрепавшейся было практически невозможно. Такие вещи могли доставить только с Земли, но вновь прибывающие редко запасались нужным здесь инвентарем, а при кратковременных экскурсиях на родину (которые случались далеко не каждый день), хоганы путешественников забивались примерно также плотно, как хоган Вадима — в первую очередь тем, что было важнее для колонии.

Гораздо серьезнее было то, что участвовать в жизни поселения — травить байки у костра, готовить еду, улучшать лагерный быт, да хотя бы просто пообщаться с другими колонистами — лентяям было почти невозможно. Нет, никто не запрещал. Но и не поощрял. Изгои (в обиходе их звали лентяями, что было не всегда верно) были окружены словно пеленой отчуждения. Бойкот — очень точное слово, которое большинство молодых землян и не слышали до этого никогда, а тут вот пришлось столкнуться.

Что удивительно, между собой изгои практически не общались — презирали друг друга. Но выжить на агрессивной планете в одиночку крайне сложно, а потому, не участвуя в опасных походах, гибли они гораздо чаще.

— Вы так активно убеждаете меня в том, что быть лентяем плохо… Я даже теряюсь. Если вы говорите это мне, то в жизни своей никогда не был лентяем. И не верю, что лентяем был мой двойник. Или был?

— Да нет, конечно, не был.

— Тогда зачем?

— А мы всех сразу предупреждаем, чтобы не питали иллюзий.

Все собравшиеся за столом добродушно засмеялись.

— Тогда лучше скажите, этих лентяев у вас много?

Смех смолк. Вадиму показалось, что на некоторых лицах проявилось вдруг даже чувство вины.

— Вообще-то довольно много. Они к общинам почти не присоединяются, так что в целом тринадцать человек.