В глубине палатки показался солдат. Оглядываясь по сторонам, он заметил Феодора, подошел, зашептал на ухо. Старый лучник кивнул, направился прямиком к Константину и в свой черед что-то прошептал ему. Император немедленно поднялся на помост, поднял руку, призывая к тишине. Все быстро умолкли.
– Слушайте, – сказал он, указывая сквозь холщовые стены в сторону каменных.
Мгновение, потом заговорил Минотто из Венеции:
– Я ничего не слышу,
– Да, – ответил Константин. – Турки перестали играть свою музыку.
Люди в палатке зашептались. Все понимали, что предвещает эта тишина.
– Хорошо, – сказал император. – Все вы знаете свои позиции. Тогда – по местам, с Богом у плеча и храбростью в сердце. Знайте, имена тех, кто погибнет, будут жить вечно, покрытые славой. Те, кому назначено выжить, встретятся завтра в церкви Премудрости Божией, у святой Софии, и отпразднуют славную победу. – Константин вскинул руку и закричал: – По местам – за Бога, христианский мир… и за Константинополь!
– За Константинополь! – раздался общий крик.
Потом люди быстро разошлись. Григорий обернулся, но Феон уже ушел на назначенное ему место. Григорий знал свое и направился туда.
– Командир, – произнес он, оказавшись рядом с Джустиниани.
– А, Риномет! Или Зоран, или… Григорий. Как бы ты себя ни называл, ты по-прежнему безносый ублюдок. – Прищурившись, он глянул на лук. – Ты стал балованным гвардейцем Константина или будешь сражаться там, где горячее всего?
– Император отрядил меня к вам. Хотя не думаю, что сам он будет далеко от жаркой схватки.
– Хорошо. Тогда займемся делом.
Одной ручищей Командир хлопнул по спине Григория, другой – сицилийца.
– Займемся делом, мальчики! – вскричал он, подталкивая их к выходу.
– Вы развеселились, мой господин, – откашлявшись, заметил Григорий.
– Конечно, – взревел Джустиниани. – Я собираюсь убивать турок.
Миновав отряды солдат, которые собирались на зов труб, они подошли к бастиону и поднялись наверх. К ним присоединился Константин, рядом с которым, как всегда, шел Феодор. Все смотрели на турецкие линии, где все еще пылали костры, на силуэты людей, собирающихся перед ними. Внизу, в пятнадцати шагах, мужчины все еще утрамбовывали дерево и землю в палисад, заменивший здесь и на сотню шагов в обе стороны внешнюю стену.
– Энцо! – крикнул Джустиниани. – Принимай избранных воинов Константинополя и Генуи в периболе. – Он указал на пространство между внешней и внутренней стенами. – Когда все будут там и мы вместе с ними, запри ворота. И пусть ключ останется здесь, на этой башне.
Сицилиец кивнул и исчез.