– Крестной? Но ведь я Вам ничего о ней не рассказывала, – удивилась я, а он слабо махнул рукой, – да знаю я все и о ней – Видане Тримеер, и о тебе, Лея Блэкрэдсан. Мне длинными зимними днями и вечерами заниматься нечем было, так я читал много и все газеты империи между прочим.
– А увидеть свой дом не желаете? – я убрала тарелку и подала деду пирог, – вот, фея-повариха передала и просила съесть за помин души приятельницы Вашей. Я мешочек с пирогами здесь оставлю и молоко тоже.
– Дом – милый дом, ты порос быльем, – дребезжащим голоском запел дед, его настроение улучшилось, – не придет никто в мой старинный дом. Да и дома нет, и меня там нет. Поздно вспоминать о прошедших днях, поздно причитать о былых делах. Все разрушил сам, натворил я бед, и за все, мой друг, я несу ответ.
– И как прикажете Вас здесь оставлять? – поинтересовалась я, когда он замолк и начал дрожащей рукой тереть увлажнившиеся глаза, – а если Вам плохо станет? Кто на помощь придет?
– Спасибо, красавица. Спасибо за заботу и сострадание, но ты иди в имение, иди, ждут тебя уже. А я, если что случись, весточку тебе пришлю, а ключик-то спрячь, спрячь. Мне его отдавать не нужно, твой он. Да, вот возьми еще один, пригодится. – Когда из воздуха появился большой начищенный ключ с массивной головкой, меня тряхнуло, и я завороженно уставилась на него, а затем осторожно взяла в руки, – какой массивный, но легкий, да Вы, дедушка, волшебник.
– Это было давно, – устало заметил он и прикрыл глаза, – ты поспеши милая, а я подремлю, устал я что-то. Не волнуйся, я не завтра перед дверями в Вечность предстану, поживу еще маленько, подышу свежим воздухом… мне бы только старинный замок увидеть, хоть одним глазком, да у озера посидеть, своих слез туда обронить и можно будет в путь собираться…
Эти слова я услышала уже оказавшись на ступеньке перед входом в хижину и остановилась, но дед запел свою балладу о милом доме, а я закрыла дверь на ключ и поспешила в имение, пока мое отсутствие не бросилось в глаза леди Торквемада и ее приятельницам.
В дом я проникла также через кухню, где повариха уже сняла фартук и надевала кофту и большой темный платок.
– Марушка, я пойду, леди провожу в последний путь, а ты смотри, кухню не вздумай покидать, – наказывала она девушке и озабоченно разглядывала выпечку под полотенцами, – провожатых много понаехало, должно на всех хватить. А Вы, леди, у печки теплой обсохните, согрейтесь, а то не ровен час и заболеете. Вот сюда туфельки поставьте сушиться, а сами валеночки пока наденьте. – Посоветовала повариха и скрылась за дверью, а я стояла у печки и грела руки.
– Лея, а ты пойдешь на похороны? – шепотом спросила девушка, вдалеке еще слышались тяжелые шаги поварихи.
– Нет, не пойду, а хочешь, я с тобой посижу? Давай чаю попьем, – предложила я и опустилась на стул, – я сегодня еще не завтракала.
– Сейчас я налью, чайник на плите просто огненный, и пирожки недавно испеклись, – обрадовалась Марушка и достала две чашки, – не люблю одна на кухне оставаться, когда в доме много посторонних. Обязательно кто-нибудь да появится здесь, и вопросы начинают глупые задавать. А как ты сходила к дедушке?
– Хорошо сходила, как поел при мне, так и вернулась, – пояснила я и начала пить чай, а Марушка положила пирожков на тарелку и поставила передо мной, – кушай, а то ты и правда не завтракала. Как думаешь, а гости до вечера разъедутся?
– Не знаю, наверное. Что-то я аппетит сильно нагуляла, можно еще чаю налить? – попросила я, вспомнив о том, что мне дано задание и его нужно выполнить.
Вдали слышались шаги, приглушенные голоса. В доме было много людей прибывших попрощаться с хозяйкой и проводить ее в последний путь.
Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге появился слегка покачивающийся мужчина в бархатной куртке фиолетового цвета и таких же панталонах, шелковые вязаные чулки подчеркивали стройные ноги. Тонкие усики лихо закручены вверх, черный берет сбился в сторону обнажив залысины на голове.
– Девчонки, а я к вам, – Марушка при этих словах побледнела и сползла со стула под стол, – оставить прятаться, художникам не отказывают. Тащите шампанское, сейчас будем кутить.
– Голубчик, а Вы ничего не спутали? С каких это пор живописцы вместе того, чтобы писать картины спешат на кухню к прислуге? – холодно поинтересовалась я, нисколько не напуганная его появлением. – И Вы разве не на похороны прибыли?
– Какая умненькая-разумненькая, – подмигнул он мне, и сделал шаг вперед, – а хочешь, я тебя знаменитой сделаю? Позировать будешь, раздевайся. Прямо сейчас начну писать и назову работу «Тощая кухарка», – и захохотал, недолго думая я вытянула руку в сторону и мгновенно ухват, отдыхавший у печи, оказался в ней.
– Гони его прочь, моя защита, – прошептала я и живописец развернувшись пару раз вокруг своей оси вылетел из кухни, да видимо поскользнулся на ступенях, потому что до нас донесся тяжелый грохот, его вопль, ругань, а дальше женский визг и в кухню дробно стуча каблуками влетела рассерженная Алиса Гоцци.