Завод И.Г. курлина

Я познакомился с Иваном Георгиевичем Курлиным во время Русско-японской войны. Я возвращался из действующей армии в Россию и, подъезжая к Самаре, вспомнил, что в этом городе живет Курлин. Я решил провести день-другой в Самаре, отдохнуть от утомительного пути и познакомиться с Курлиным, который слыл одним из богатейших людей в этом краю и был довольно известным коннозаводчиком. Я позвонил Курлину по телефону. Он сказал, что сейчас же приедет ко мне в гостиницу. Не прошло и получаса, как ко мне в номер вошел среднего роста человек, с небольшой бородой и зачесанными назад волосами. Жгучий брюнет, в молодости Курлин был, вероятно, красив. Одет он был в поддевку из тонкого черного сукна и носил высокие сапоги. Говорил несколько протяжно, чуть в нос. Мы разговорились.

Курлин происходил из уральских казаков, и, как рассказывали мне потом волжане, отец его нажил состояние тем, что скупал в тех краях за бесценок земли у инородцев. Таким образом он составил громадное состояние, и его сын был уже обладателем 100 000 десятин земли, домов, капитала, мельниц и разных предприятий. Сам же Иван Георгиевич Курлин несколько иначе рассказывал мне свою историю. «Я родился в городе Уральске в 1862 году, приехал в Самару, когда мне было 8 лет. Мать моя умерла, когда я был младенцем. Я остался на руках у отца. Воспитывала меня тетка. Я поступил в Самаре в гимназию и окончил ее весьма успешно. Дед мой торговал баранами и рыбой. Отец сначала продолжал это дело, а потом занялся хлебными делами, завел большую мельницу и стал скупать земли. После его смерти я получил в наследство 6500 десятин земли, большой капитал и вскоре сам прикупил 13 500 десятин. Итак, у меня было 20 000 десятин земли, кроме жениных земель, а она была урожденная Шихобалова, из семьи первых богачей нашего города. Их богатство-то и заключалось главным образом в многочисленных обширных земельных участках». Несмотря на свои богатства, Курлин был мелочный, скупой человек, о чем я узнал впоследствии.

И.Г. Курлин с семьей. 1910 г.

Курлин стал меня приглашать к себе на завод, и соблазн увидеть Лишнего, одного из лучших орловских производителей того времени, был так велик, что я согласился. Когда мы вышли из гостиницы, подъехали американские сани, в которые была запряжена большая, сырая и довольно неуклюжая серая кобыла. Курлин ссадил кучера, взял вожжи, усадил меня рядом с собою, и мы тронулись по довольно многолюдным улицам Самары.

«Как вы находите кобылу?» – спросил меня Курлин. Я откровенно ответил, что она мне не особенно нравится. «Это знаменитая Любознательная, я ее недавно купил у Ползикова», – сказал Курлин.

Любознательная была выдающейся породы: родилась она в заводе великого князя Дмитрия Константиновича и была дочерью Бывалого и Умницы, дочери коробьинской Бриллиантки и внучки казаковского Чародея. Так как по себе Любознательная была нехороша, то Измайлов выбраковал ее и продал. Карузо, будучи фанатичным поклонником Бриллиантки, обвинял Измайлова и возмущался тем, что он выпустил из завода Любознательную, родную внучку Бриллиантки. Измайлов оправдывался тем, что нельзя оставлять в заводе кобыл только за заслуги предков. Любознательная случайно попала к московскому охотнику Ползикову и хорошо побежала, показав недурную по тем временам резвость. В Дубровке стали жалеть о том, что ее продали, но Измайлов стоял на своем. Я всегда был в курсе всех дубровских дел, а потому, как только услышал от Курлина имя Любознательной, тотчас же вспомнил всю историю.

Тем временем мы выехали на почти пустынную улицу, и Курлин вовсю выпустил кобылу. В городских санях кобыла ехала «страшно», что, впрочем, следовало ожидать, так как Любознательная имела рекорд 2.24. «Да, едет замечательно, – вынужден был я согласиться, – но все же по себе нехороша». Курлин моими словами, по-видимому, остался недоволен. Теперь, когда прошло столько лет и заводская деятельность Любознательной давным-давно закончена, можно судить о том, кто был прав, Карузо или Измайлов. Прав оказался Измайлов, ибо Любознательная, несмотря на то что ее крыл знаменитый производитель Лишний, ничего не дала не только выдающегося, но и просто ценного или резвого.

У Курлина в Самаре был свой дом. Туда он меня и привез. Дом этот был обычным богатым купеческим домом. Курлин имел большую семью, чуть ли не десять человек детей. Когда его дочери подросли и стали невестами, заветной мечтой Курлина стало выдать их замуж за молодых коннозаводчиков. Он привозил дочерей в Москву. В качестве женихов он имел в виду меня, потом Новосильцова, Щёкина, еще кого-то, но ни одна из его дочерей так и не нашла себе жениха-коннозаводчика. Это были молодые барышни, хорошо воспитанные и очень красивые, но, по-видимому, не судьба им была выйти замуж за лошадников.

На другой день мы с Иваном Георгиевичем собрались к нему в деревню. Еще у отца Курлина был полукровный рысистый завод и борзые собаки. Обе эти страсти сын наследовал. Свой завод Курлин основал в селе Столопине Николаевского уезда Самарской губернии, впоследствии завод был переведен в Барскую Солянку Бугурусланского уезда. Курлин мне рассказывал, что перед тем, как основать завод, он предпринял путешествие в лучшие заводы того времени – побывал у В.Я. Тулинова, П.Ф. Дурасова, Стобеуса, в Хреновом, у Н.М. Коноплина и других. Особенно высоко ценил молодой Курлин завод В.Н. Телегина, долго там пробыл, и уже тогда у него завязались хорошие отношения с Василием Николаевичем. Словом, Курлин всецело погрузился в лошадиное дело и остался ему верен до конца жизни. Правда, с годами он не так рьяно занимался лошадьми, но все же завод вел до самой революции и лошадей не разлюбил. 1887-й он считал годом начала своей коннозаводской деятельности, но только с 1900 года, купив Лишнего, он стал серьезно вести завод.

Иван Георгиевич Курлин был человек общественный, любил людей, любил обмен мнениями, давал должную цену хорошему совету и правильному указанию, а потому совсем не удивительно, что он знал почти всех коннозаводчиков того времени и со многими был в переписке. Не чуждался он и наездников, вел с ними продолжительные разговоры, особыми его симпатиями пользовались Синегубкин и Ситников. Да и сам Курлин ездил очень недурно, имел немало выигранных призов. Звали его в шутку «самарским Кейтоном». У него была небольшая коннозаводская библиотека: Коптев, Кулешов, Урусов, Оболенский, Тихомиров и другие авторы. Лошадей и собак Курлин лечил всегда сам и делал это с немалым успехом. По словам Курлина, завод ему не только не давал убытка, но даже приносил прибыль от 50 000 до 80 000 рублей в год.

При основании завод Курлина был весьма невелик: первоначальная опись включала всего семь лошадей – двух жеребцов и пять маток. Впрочем, Курлин и впоследствии никогда не вел завод в больших размерах и всегда смотрел на него не как на серьезное предприятие, а скорее как на забаву. Первым производителем был гнедой Урядник завода Колюбакина, лошадь недурной породы, происходившая по матери своей Усанихе 2-й от знаменитой Ловкой, дочери Ахилла. Вторым – бурый Чародей, кругом соловцовских кровей. Оба жеребца выигрывали, но не имели класса. Из пяти заводских маток две – Догоняиха и Молва – были завода Соловцова, одна – завода Стобеуса и две происходили от стобеусовских кобыл. Такой состав завода не обещал никаких утешительных результатов, и если Курлин все же достиг успеха, то этим он всецело обязан своей любви к лошади. Он занимался своим конным заводом с увлечением, и хотя его нельзя было назвать коннозаводчиком-знатоком, но большим любителем и знающим человеком он, конечно, был.

Завод его рос постепенно. Курлин прикупал лошадей с большой осторожностью и не всегда удачно. Удачным было приобретение телегинского Барина, сына Подаги и Невинной, который дал Курлину резвых лошадей. Мать Барина Невинная была дочерью Виновной. Как говорил мне потом Сопляков (Юрасов), который видел Барина, этот жеребец был страшно породен, но имел очень плохую спину. О Курлине заговорила вся коннозаводская Россия, когда он купил у Телегина Лишнего. Это было в 1900 году. Лишний был сенсационным орловским производителем. Курлин купил Лишнего, когда жеребцу исполнилось 13 лет, и заплатил за него свыше 10 000 рублей. В те годы это была такая цена, какую за производителя платили в исключительных случаях. С этого времени Курлин повел свой завод более интенсивно, стал придавать большее значение тренировке, обзавелся наездником, посылал лошадей в Нижний Новгород, а потом и в Москву и мало-помалу сделался своим человеком в коннозаводских кругах.

Кобыл Курлин покупал редко и неохотно: он норовил купить по дешевке и по случаю. Но это не так часто удается в нашем деле. За всю коннозаводскую деятельность хорошо заплатил только дважды – Кейтону и мне. Этот коннозаводчик, купив Лишнего, делал всю ставку на жеребца и думал вывести классных лошадей от знаменитого жеребца и того состава кобыл, который был первоначально им собран с бору по сосенке. Эта хитроумная комбинация провалилась. В высоком разведении производство первоклассных рысаков, всякое улучшение и всякое достижение происходят постепенно.

В заводе Курлина наибольшее влияние имели соловьевская Бурливая (Король – Бедуинка), Боярыня (Боярин – Досужая), наумовская Горностайка (Гордый-Молодой – Удаль), Камаринская (Батый – Какова) и Сударка (Могучий – Прелестница). Все эти кобылы оставили в заводе дочерей, а некоторые дали и по несколько заводских маток.

По мере того как приходил успех, погоня Курлина за производителями усилилась. В заводе перебывали, то есть были арендованы, голицынский Кречет, малютинский Смельчак, знаменитый Зайчар, расторгуевский Лирин. Кроме того, кобыл посылали в разное время к Сударю, Барону-Эйч, Маскономо, Лекко, Торфи и другим. В общем, какого-либо плана заводской работы у Курлина не было. Он метался, вечно что-то искал, ко многому приценивался и весьма редко покупал. Он вел обширную переписку с Карузо, с Телегиным, со мною и многими другими, спрашивал совета, часто обсуждал какую-либо породу и подчас бывал скучен в этих письмах. Интересно, что такую же обширную переписку он вел по вопросам разведения собак.

Опись завода Курлина была издана дважды. Второй раз она появилась в Самаре в 1910 году. В этой описи для каждого жеребца и каждой заводской матки были составлены родословные таблицы; кроме того, было оставлено место для фотографий курлинских лошадей, но сами фотографии так и не были сделаны. По-видимому, Курлин в последнюю минуту не сошелся в цене с фотографом.

Поездка в завод Курлина заняла два дня, так как до имения Ивана Георгиевича от Самары было довольно далеко: имение находилось при селе Барская Солянка. По-видимому, в давние времена так окрестил это село какой-нибудь помещик и гурман. Это было большое степное имение, скорее даже хутор: там, кроме небольшого деревянного дома, конторы, сараев для скота, служб и конюшен, других построек не было.