– Да ладно, не стоит. Я понимаю, ты просто не можешь удержаться.

Я напряженно смеюсь:

– Я сейчас не про объятия, Уэс.

– Тогда за что ты извиняешься?

Я отстраняюсь и внимательно смотрю ему в глаза:

– За все, что произошло.

Он изгибает бровь, и я падаю духом.

– Уэс, – осторожно начинаю я, – ты ведь помнишь все, не так ли?

Он смущенно смотрит на меня:

– Я помню, что договорился встретиться с тобой и пойти на охоту. Ровно в девять. – Он поудобнее устраивается на скамейке. – Но, честно говоря, больше ничего не помню. Не помню, как меня ударили ножом. Патрик сказал, что это нормально. Травматический шок.

У меня внутри все болит, и я сажусь на скамью рядом с ним.

– А что я должен помнить, Мак?

Я сижу и смотрю на камни, которыми вымощена земля в саду.

Знание – сила, но неведение может оказаться блаженством.

Может, Агата права? Я вспоминаю наш разговор с Роландом, когда он рассказал мне о форматировании и о том, что происходит с теми, кто оказался непригоден к работе. В тот момент я возненавидела его за то, что он открыл мне правду, и хотела вернуться назад. Но это невозможно.

Тогда почему бы нам просто не двигаться вперед?

Мне больше не хочется причинять Уэсу боль. Не хочется его мучить и заставлять еще раз пережить мое предательство. А после встречи с Агатой мне не хочется нарушать правила Архива. Но мне не дает покоя мысль, звучащая в моей голове громче всех остальных.

Я не хочу признаваться.

Я не хочу признаваться, потому что сама не хочу об этом вспоминать.

Но у Уэсли такого выбора нет, и единственная причина, по которой он лишился своего знания, – это я.