– Оставь дверь открытой, пожалуйста, – невинно щебечет она, похлопав ладонью по дверному косяку, и уходит.
– И как давно мы с тобой… м-м-м… бегаем? – невинно интересуется Уэс.
– Несколько дней. – Я запускаю в него печеньем.
– Это радует. – Он ловит печенье на лету и тут же схомячивает. Потом снимает с прикроватного столика медведя. Медведь больше не носит глупые пластмассовые очки – я положила их рядом перед тем, как отправилась за братом. У меня начинает болеть сердце.
– Это его медведь? – спрашивает Уэс с искренним состраданием. Я понимаю, что это не его вина – он не в состоянии это осознать – но я ненавижу, когда люди так себя ведут.
– Бен ненавидел этого медведя, – признаюсь я. Но Уэсли все равно осторожно и почтительно ставит его на место.
Я падаю на кровать. Что-то больно впивается мне в бедро, и я вытягиваю из кармана ключ Отряда.
– Мы висели на волоске, – замечает Уэс.
– Но мы это сделали, – говорю я.
– Да. Мы это сделали.
Он собирается улыбнуться, но вдруг становится серьезным. И я тоже чувствую, в чем дело.
Уэс достает из кармана свой Архивный лист, а я – свой. Мы одновременно разворачиваем их и видим одно и то же сообщение.
Глава двадцать шестая
Эта комната мне знакома.
Холодные мраморные полы, полки, уставленные древними фолиантами, длинный стол по центру. Здесь меня принимали в Хранители.
Сейчас за этим столом сидят люди, так же, как в тот раз, но их лица переменились. Даже отсюда слышно, как в Архиве бушует обрушение.
Мы с Уэсли стоим, выжидая. Первая моя мысль – что я избежала одного трибунала лишь для того, чтобы попасть под другой. Но утренний хотя бы был заслуженным. В этом же я не вижу смысла.