– Хорошо, прикажу поэтам сочинить самое трогательное признание в любви, а музыкантам – посвященную вам серенаду, лучшие повара приготовят скромный романтический ужин, скажем, персон на пятьдесят, а каждый придворный в обязательном порядке сделает вам комплимент, восхваляя ваши несомненные добродетели.

Он остановился, и я поощрила его легкой заинтересованной улыбкой:

– Да-да?

Король задохнулся, но быстро справился с собой и продолжил:

– Объявим турнир в вашу честь и переименуем главную площадь столицы. Устроит, прекраснейшая?

– Ну, хоть что-то, – хмыкнула я без особого восторга. – Но замечу, что вы все хотите сделать чужими руками: ужин готовят повара, стихи пишут поэты, серенады – музыканты… Петь их вы тоже не собираетесь?

Король закашлялся и произнес с предельной искренностью:

– Лучше не надо.

– Вот-вот, – с печальной укоризной подтвердила я, – петь тоже будут другие. А вы-то что?

Арман энергично задвигал смоляными бровями, изображая активную мыслительную деятельность, и вскоре счастливо просиял.

– Я нарву вам букет с дворцовой клумбы. Самолично.

Однако! Я до боли прикусила губу, подавляя смешок, и приготовилась дать гневную отповедь, но случайно бросила взгляд в конец коридора и заметила, как скрывается на боковой лестнице мадам дер Попагранд. Таинственный, даже преступный вид, с которым красавица совершала это в общем-то ничем не примечательное действие, чрезвычайно меня заинтриговал.

Я прищурилась, враз насторожившись, и припустила за ней.

– Мадам?! – донесся до меня изумленный голос короля.

– Присылайте музыкантов! – великодушно разрешила, полуобернувшись, и, сделав положенный, по причине спешки кривоватый книксен, выскочила на лестницу, опасаясь упустить загадочную мадам Попу.

Продвигалась я за конкуренткой бесшумно и незаметно, все более убеждаясь в правильности решения за ней проследить. Мадам Попа так заполошно озиралась по сторонам, так виртуозно обходила все известные мне посты охраны, что я невольно втянулась в слежку, ловко отскакивая в имеющиеся укрытия или просто прячась за угол, дальновидно задерживаясь на лестницах или торопливо укутываясь в штору, как только лихорадочный взор красавицы начинал исследовать оставляемое за ее спиной пространство. Красться за мадам оказалось очень увлекательно и познавательно: мы давно покинули не только хорошо известный мне второй этаж, но и все парадные покои, постепенно перебравшись в незнакомую часть дворца и все более удаляясь от королевских апартаментов. Припомнилось, что в здании пятьсот комнат плюс еще куча коридоров, лестниц и укромных закутков, так что я очень скоро абсолютно перестала ориентироваться в хитросплетении ходов и спешила за Попагранд уже не только из любопытства, но и из-за банального опасения потеряться. Приятную остринку приключению придавали неожиданные открытия: обнаруженные при помощи красавицы ложные лестницы, тайные комнаты, внезапные тупики, прикрытые глухими шторами ниши, в которых в зависимости от настроения можно было вообразить себе как обнимающуюся романтическую парочку, так и притаившегося наемного убийцу. А дворец-то старый, подумалось мне, со всеми полагающимися подобному зданию многочисленными секретами.

Обстановка все более упрощалась, а по изредка встречающимся по пути окнам и открывавшимся из них видам я сделала вывод, что мы идем к одному из задних ходов бокового крыла, выводящих во внутренний двор.

Коридор сделал резкий поворот, и я прижалась к стене, выжидая и не спеша продолжать преследование. И, как оказалось, правильно сделала, потому что, судя по условному стуку в дверь, мадам дер Попагранд достигла цели своего путешествия.

– Это я, – пояснила красавица кому-то, мне невидимому.

Заглянуть за угол я поостереглась, не желая себя выдавать, поэтому все, что могла – затаиться и стараться не дышать, чтобы четче расслышать доносящиеся до меня глухие, негромкие реплики.