– Напрасно Вы, госпожа Ростоцкая, так радуетесь. Напрасно, – сказал ей дознаватель. – Мы едем в Саратов вдвоём с господином Самолётовым. Вдвоём. Да-с.

Анхен посмотрела на мужчин и приняла серьёзный вид, поджав губы. Вы ещё об этом пожалеете!

– Ну, что Вы, Фёдор Осипович, такое говорите? А ежели сразу изловить негодяя не получится? Ежели нужно будет ещё портреты рисовать, а? Illustrations? – вступился за неё господин Самолётов. – Да и потом, как мы уже заметили, Анна Николаевна умело пользуется женской… интуицией, коей у нас с Вами не достаёт.

Господин Громыкин задумался, махнул рукой и прошёл за свой стол. Анхен опять захлопала в ладоши. Как маленькая, честное слово.

Домой она вернулась победительницей. Госпожа Ростоцкая едет в служебное путешествие. Вот так-то! Джоконда, ожидавшая её у двери прихожей, слегка ошалела от настроения хозяйки – прижала длинные чёрные уши к туловищу. Что происходит?

– Мари! В Саратов еду я. В Саратов! В Саратов! В Саратов еду я, – пропела Анхен, закружив сестру в дурашливом танце.

– Отпусти, оглашенная! Какой такой Саратов?! Зачем?! А как же Ольга? – возмутилась Мари, пытаясь высвободиться, но у неё ничего не получалось. – Ты же обещала ей помочь.

– Именно из-за Ольги туда и еду я! Нового подозреваемого нашли мы этим днём с Иваном Филаретовичем. И наш Господин Убийца живёт, скорее всего, в Саратове. Поэтому… В Саратов! В Саратов! В Саратов еду я! – опять закончила песней художница.

Мари, наконец, удалось остановить этот бешеный танец и успокоить сестру.

– Переодевайся и садись к столу, путешественница Жюля Верна. Акулина пирожков сегодня напекла, – сказала она и пошла распорядиться накрывать на стол.

Самовар в гостиной уже дымился. От заварочного чайника шёл поистине волшебный аромат. Осталось принести пирожки, томящиеся у тёплой плиты печки на кухне, мёд и варенье.

– Я готова съесть целого слона из зоосада Софьи Гебгардт! – заявила Анхен, разглядев приготовленный ужин.

– Вот ещё. Животных на тебя переводить, – фыркнула Мари. – Пирожки ни чем не хуже слона. Может, даже и лучше.

– Ты права. Ты абсолютна права! Вкуснота необыкновенная, – сказала Анхен, прожевав первый кусочек.

– А всё ругаете Акулину. Всё корите за хлеб и соль, – проворчала служанка, принося к столу мёд. – А я ведь вас ещё с пелёнок … совсем крохи были тогда.

– Никто тебя, Акулинушка, не ругает, только хвалим и ценим. А если кто обижать тебя вздумает, только скажи, я тогда им – ух! – сказала старшая из близнецов.

Она встала, схватила старую служанку и стала кружить её по комнате.

– Отпусти, блаженная! – взмолилась Акулина и, когда хватка госпожи Ростоцкой ослабла, вырвалась и ушла к себе от греха подальше.

Мари смотрела на сестру и укоризненно качала головой. Не барышня, а ураган.

– А теперь послушай меня. Маменька письмо прислала.