Но, главный вопрос, который поднимается в фильме – это вопрос выбора. Выбора, перед которым, рано или поздно, встаёт любой творец в любые времена. Делать то и так, как ты считаешь правильным, как ты хочешь, но оставаться никому не известным очкариком Гринбергом из начала фильма, работающим за гроши. Или пойти на компромисс с самим собой и давать людям то, что они от тебя хотят, что требуют раз за разом и быть сатириком Аркадьевым: «нормальным человеком», с деньгами и каким-никаким признанием. Ведь, как намекает нам режиссёр финальным кадром, вкусы «широкой публики» не особо меняются со временем – она всегда хочет ту самую пошловатую, легко перевариваемую юмореску про пляжную фотографию с макакой Артурчиком.
05.03.19
Экономика человеческого мозга
При слове «экономика» большинству людей на ум приходят либо такие тошнотворно-скучные словосочетания, как «товарно-денежные отношения», либо Антон «Дно Достигнуто» Силуанов и мажоры с экономического факультета. Между тем, прокачанные экономисты с её помощью могут предсказать будущее, синтезировать формулу счастья и творить совсем уж черную магию. Но обо всем по порядку.
Рациональность и корысть
Наиболее любопытной для неспециалиста школой (или направлением) экономической теории является институционализм. Во второй половине XX века адепты этой школы стали своеобразными «рок-звездами»: им удалось открыть и объяснить те экономические феномены, на которые никто раньше даже не обращал внимания. За это они стабильно получали и продолжают получать Нобелевские премии. Слава, деньги, награды – в общем, всё как у людей. Секрет их успеха был довольно прост – институционалисты начали рассматривать экономические процессы в связке с неэкономическими. Вроде нехитрая мысль, однако результат был колоссальный.
Дело в том, что до этого в любой экономической теории общество, да и человек были представлены весьма топорно. Взять хотя бы модель экономического человека, того самого Homo Economicus – этакого сложного биоробота Адама Смита, абсолютно рационального и стремящегося к максимизации своей выгоды в каждый момент времени.
Но товарищи-институционалисты резонно заметили: «Стоп! Но ведь человек не может абсолютно точно сказать, в какой точке города хлеб дешевле в данный момент. Да даже если и мог, то навряд ли поехал бы утром на другой конец города покупать хлеб на завтрак, пусть он там на полрубля и дешевле. Кто-то, может, вообще покупает хлеб в ларьке у подъезда, потому что ему там продавщица нравится».
В общем, человек не всегда ведет себя рационально, но при этом, как выяснится позднее, всегда оппортунистически настроен, то есть действует прежде всего в своих интересах. Это положение стало первым столпом институциональной экономической теории, вторым – непосредственно сами институты. Коротко институт можно охарактеризовать как набор правил, которые выполняются членами группы, и санкциями, следующими за нарушением правил. Семья, мораль, государство, частная собственность, наука – это все институты, которые влияют на все без исключения процессы, хоть как-то связанные с человеком.
Побочным продуктом такого нестандартного взгляда на экономическую теорию стало откровение, что экономика может дать ответы на гораздо более широкий круг вопросов, чем считалось ранее: от того, почему некоторые политические деятели вот уже семнадцать лет находятся у власти, до ответа на «главный вопрос жизни, вселенной и вообще».
Оказалось, что методы институциональной экономики хорошо подходят для описания самых разных областей. К примеру, подход Гэри Бэккера к преступности как к чисто экономической деятельности, где есть рынок, спрос и предложение, изменил многие принципы правоохранительной практики (однако это уже тема для отдельной статьи). Но гораздо интереснее, что концепции институционалистов прекрасно описывают процессы, происходящие в столь горячо любимой каждым россиянином политической сфере нашего общества.
Упадок и бессилие
Любая система, будь то семья, фирма или государство, по своей сути является объединением людей. А значит, оппортунистическое поведение действует и во власти. Но если в исправных системах такое поведение контролируется санкциями (взял взятку – получил по рукам), то у России, как всегда, особенный путь.
И дело тут даже не в том, что у нас строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Просто в России неформальные институты (в которых контроль за соблюдением правил осуществляется всеми участниками группы) часто вытесняют формальные (где к исполнению правил принуждают специально обученные люди). Проще говоря, «да мало ли, что у вас там в бумажке написано – у нас так не принято». Так и тут: институт права и судебной власти вытесняется институтом, образованным, скажем, «группой материально заинтересованных лиц». И человек просто встраивается в систему, где он либо пилит/откатывает, либо выдавливается из сообщества. Во втором случае, либо если человек оступается, следуют как неформальные санкции (когда с тобой «на одном поле не сядут»), так и вполне себе формальные – уголовная ответственность, и еще далеко не очевидно, что из этого хуже.
При этом неформальный институт гораздо сложнее искоренить – попробуй докажи престарелым церберам в поликлинике, что здесь электронная очередь и у тебя есть талон. Тут же гарантированно получишь порцию праведного гнева. Потому что все сто лет, что они ходят к врачу, была очередь живая и вообще «не учи ученого».
Неконтролируемое оппортунистическое поведение так же порождает «ошибки второго рода». Касательно нашей реальности, это проявляется в том, что при создании законопроекта в него сознательно закладываются возможности получения выгоды. Самым ярким примером является печально известный «пакет Яровой» – совершенно очевидно, что требования, предлагаемые этими законопроектами, операторы мобильных сетей полностью исполнить не смогут, однако этого и не требуется. Вернее, это и требуется, ведь при необходимости бюрократический аппарат получает лакомый источник коррупционного дохода, а высшие эшелоны власти – эффективный рычаг давления. Как говорится, «был бы человек, а статья найдется», так вот тут ее и искать не надо. Ну а дальше подключается человеческая масса с гордым названием «электорат», и начинается самое интересное.