– Тише-тише, – шепчет он в мои губы, когда я пытаюсь углубить поцелуй. – Тебе надо выпить обезболивающие.
– К черту обезболивающие, – произношу и чувствую, как краснеют щеки. Я что, сейчас выпрашиваю секс? Кошмар, Ангелина. Стыд и позор.
На лице Димы расплывается дьявольская улыбка, а глаза заволакивает туманом.
– Позже, Ангел. Сначала таблетки, отдых, а потом я выполню любое твое желание.
– Любое? – слегка прищуриваюсь.
– Без исключения.
Прикусив губу, улыбаюсь, а Демон качает головой. Подает мне воду и пластинку с таблетками. Выпиваю одну и ложусь на подушки. Дима пересаживается на кровать и гладит мою щеку, волосы, проводит большим пальцем между бровей. Я зеваю, и его взгляд теплеет.
– Поспи немного, мне надо позвонить.
– Кому?
– Ангел, я обещал, что решу проблему. Просто доверься мне.
– Ладно, – отвечаю, прикрывая глаза и снова зевая.
Дима наклоняется ко мне и целует в уголок губ, а потом – в кончик носа, и через минуту я засыпаю.
Глава 54
Демон
Как только Ангел проваливается в сон, я поднимаюсь и, прикрыв шторы, выхожу из комнаты. Направляясь прочь из дома к берегу, набираю брата и сажусь на шезлонг.
– Привет. Ну что там?
– Пиздец тут, – отвечает Матвей. – Отец лютует. Оказывается, он собирался похитить твою Ангелину, потому что понял, что добровольно ты ее не приведешь. И, как только его люди обезвредили ее охрану, подвалил ты и увел девчонку у отца из-под носа. Представляешь себе, что сейчас тут происходит? Он, блядь, носом землю роет, чтобы тебя найти. Еще и твои дружки испарились. Но, Демон, ты знаешь отца. Он найдет, где бы ты ни был. Я на твоем месте спустился бы, блядь, под землю или улетел на Марс месяца на три, пока он не остынет. Отец считает твое решение защитить ее предательством по отношению к семье. Дим, так оно и есть, – серьезным тоном добавляет Матвей.
– Знаю. Но я не могу иначе. Она… моя, Мот. – Некоторое время мы молчим, но не прерываем звонок. – Что он собирается с ней сделать?
– Сказал, что хотел поставить ее отца перед выбором, а теперь говорит о том, чтобы продать ее в рабство.
– Какое нахуй рабство в двадцать первом веке?! – пенит меня, и я подскакиваю с шезлонга.