Внимательно следя за дорогой, Глоссе время от времени тревожно поглядывает через зеркало на Клару и Гроэра, разместившихся на заднем сидении машины. Лицо Клары не выражает ничего. Глаза и щеки Гроэра пылают.

Он весь – клубок напряженных мускулов, сгусток разноречивых эмоций. Его сердце бешено колотится оттого, что не может вместить в себя столько впечатлений одновременно: Теснота и замкнутость железного салона, дверцы которого захлопнулись за ними как капкан. Звериное урчанье неизвестно где прячущегося мотора. Неизведанная, вселяющая животный страх скорость. Безумная мечта, давно превратившаяся в навязчивую идею, обретшая наконец реальность: его везут в Большой Мир, к Людям!

Он то резко оборачивается назад, бросая ликующий взгляд на ненавистное, навсегда покидаемое им пристанище, то всем существом устремляется вперед – к долгожданному Будущему. Впрочем, вопреки его ожиданиям, ничего сверхестественного снаружи не происходит. Опаленные солнцем рыжие горы, пустынная дорога, да теряющийся в дымке океан. Будто в целом мире они одни.

Зато черноокая женщина, обжигающая, как огонь в камине, сидит рядом. Так близко, что, вертясь от окна к окну, он постоянно задевает ее – то рукой, то коленом, то бедром, отчего внутри у него все сладко замирает.

Оторвав взгляд от монотонных пейзажей, Гроэр бесцеремонно и жадно разглядывает Клару – всю сразу и по частям: длинные нервные пальцы с коротко подстриженными ногтями, облегающая бедра бежевая юбка не закрывает острых коленок. Две перламутровые пуговочки тонкой белой блузки растегнуты на груди. Он устремляет алчущий взгляд в приоткрывшиеся врата, но натыкается лишь на проступающие из-под кожи ключицы и грудину. Заостренный, воинственно выставленный вперед подбородок, выгнутые луком брови – как стража, охраняющая чувственный рот и эти умопомрачительные, неправдоподобно огромные глаза. Нет, настоящий океан не тот, что равнодушно плещется вдали, он в ее глазах – опасных и бездонных, как ночные воды.

Их взгляды встретились – из сумрачных глубин ее зрачков грозовым разрядом полыхнул свет. Гроэра подхватил горячий, тумянящий рассудок поток. Но уже в следующий миг глаза Клары так же внезапно потухли, оставив его барахтаться в одиночку.

Ему безумно хочется дотронуться до ее лица, рук, коленей, ощутить ее не в воображении, а наяву – кончиками пальцев, губами, всем телом, слиться с ней воедино... В его фантазии вклинился страх: что если она всего лишь мираж, как Солнечный бог из ночных сновидений, как радуга в небе? А может это коварная приманка Учителя? Рука сама потянулась к ее колену, но вовремя спохватившись, он отдернул ее и отвернулся.

Гроэр вспомнил о Джимми, об их прощании. Нет, он не жалел, что Джимми остался в прошлом. Они и так слишком много времени провели вместе. Сентиментальный чудак! На его щеках блестели слезинки, как роса на растрескавшихся ступеньках веранды. Почему Джимми плакал вместо того, чтобы радоваться? Гроэр попытался припомнить, что он сказал ему при прощании, от чего предостерегал. Слишком возбужденный предстоящим отъездом, он пропустил слова опекуна мимо ушей. Но сейчас они сами собой всплыли в его памяти.

Учитель принес из своей комнаты хрустальный череп, завернутый в черный плед, и возился с ним у багажника машины, запихивая громоздкий сверток в дорожную сумку, когда опекун прижал Гроэра к своей груди и прошептал скороговоркой:

"Остерегайся этих двоих, дитя мое. Я ничем не могу тебе помочь. Но если удастся, беги от них. Беги без оглядки. Не доверяйся им ни в чем. Иначе тебя ждет большая беда."

Джимми все время пугливо оглядывался на машину, боясь быть услышанным, и больше не сказал ни слова. А Гроэр так и не понял, почему нужно бежать и куда. И не принял. В нем бурлила радость. Безрассудная радость щенка, почуявшего свободу. Само понятие свобода – сотканное из воображаемых образов и представлений, но лишенное материальности, до сих пор было для него чем-то абстрактным, неосязаемым. Он мог мечтать о ней, черпать сведения из книг, из скупых рассказов опекуна, но не мог ощутить ее непосредственного присутствия, ее вкуса и запаха.

Из-за жизни в изоляции Гроэр, несмотря на всю свою образованность, в сущности мало чем отличался от дикаря. Труднее всего ему давалась необходимость сдерживать свои эмоции, инстинкты и порывы. Особенно сейчас, когда этот маленький урчащий дом на колесах мчал его в волшебную Страну Людей, когда в сводящей с ума близости от него сидела та самая женщина.

Да никакие предостережения и запугивания не смогли бы заставить его вернуться назад. Он ненавидел Учителя за страдания, причины которых не понимал, и боготворил за избавление от них. Только вот в памяти непрошенно всплыла вдруг странная фраза, оброненная на прощанье принесенным в жертву юношей: Ты, как и я, обречен на заклание. Еще одно предостережение или всего лишь нелепый сон?

Проселочная дорога влилась в более широкий, асфальтированный highway. Скрылся за горной грядой океан. Начали попадаться другие машины, они неслись им навстречу или проплывали мимо. Их становилось все больше. Гроэр прижался носом к стеклу, провожая взглядом каждую, пытаясь заглянуть сквозь отсвечивающие стекла внутрь – ведь там сидели люди!

Клара задумчиво смотрела на двух, внешне вполне обыкновенных людей, примечательных разве что своим поразительным сходством. Никому и в голову не могло бы придти, что один из них первый в мире человеческий клон, а другой – клон во втором поколении. Что рядом с ней, в обычной машине, среди сотен таких же машин, мчится по безупречно гладкой дороге третьего тысячелетия удвоивший себя представитель ужаса ушедшего столетия, нацист и преступник, обманным путем восставший из мертвых. Что в облике этих двоих закодирована, быть может, новая эра человечества, ее дерзновенный, замахнувшийся на привилегии самого Господа Бога, виток.