— Ты опять те ягоды съел, Рэн? Я же тебе говорила, что не стоит удовольствие…

— Нет, — моя голова мотнулась, — мне что-то плохо, Алма. Хотел сходить за травами, да…

Голубое небо с облачками пред глазами вдруг начало плыть, смыкаться, а потом и вовсе потемнело. В последний момент я увидел три морды — две волчьи, и одну черную, почти как у дракона.

С того момента только смутные воспоминания.

Мое тело лежит у костра, судя по теплу. Что-то мокрое прошлось по моему животу. Боюсь подумать, что язык Алмы. Что она там делает, пока я в отключке?

— Его температура выше, чем у обычного млекопитающего, что делать будем?

Если она советуется с Клио и Айденом, к согласию они придут только после моей смерти. Серьезно? Я, лучший лекарь в этом лесу, не могу помочь сам себе. Неужели я так и умру?

Вроде бы, в больную голову даже приходили сны. Я видел папу и маму, совсем молодых. Все это было как видение. Никакие эмоции — злость или жалость, в душе не возникали. Вот моя сестра, маленькая, бегает за мной. Вроде как купает меня.

Вот я падаю с обрыва. Внизу бушующие волны. Я больно ударяюсь об воду, начинаю тонуть. Водная гладь такая красивая снизу, блестящая. Такая успокаивающая. Вода прохладная. Но кто-то ее нарушил. Большая черная утка. А нет, не утка, это же… Алма. Алма схватила меня передней лапой, и потянула наверх.

Сквозь сон я услышал женский голос. Вроде как Алмы, а вроде и нет.

— Вот, утром дать ему это, вечером это. И примочки на голове менять. Клио, я же правильно записала?

Почему она говорит с волчицей? Клио не знает ничего, кроме тайного склада косточек Айдена.

Приоткрыв веки, в свете огня, я подумал, что надо мной склонилась Ханна, но Алма бы ее сюда под страхом смерти не привела. Потом я увидел черные волосы и белую кожу. Да не, это не моя сестра.

— Алма, — глаза сами собой закрылись.

— Да, маленький человек?

Точно, это ее голос. Никто больше не знает это прозвище.

— Ты прости меня. Что я обвинял тебя…

— В чем? Я не понимаю. Ты бы поспал, завтра все расскажешь, Рэн.

— Нет, — чувство справедливости уже взыграло в груди, — я тебе как-то сказал, что ты чудовище, а я не такой как ты.

— Ну, так оно и есть.