— А мне, — раздался звонкий молодой голос.
Усатый дядька-сверхсрочник поспешно отшагнул в сторону, и в класс быстро вошла, почти вбежала молодая женщина, в длинной серо-синей юбке и строгой однотонной блузке, бежевой с глухим стоячим воротником, около него — ониксовая брошь. Волосы тщательно собраны в высокую причёску, взгляд строгий и решительный.
— Да-да, — растерянно сказал Две Мишени и кашлянул. — Господа кадеты, ваш… преподаватель русской словесности госпожа Шульц. Ирина Ивановна Шульц.
Фёдор вытаращил глаза, как и остальные кадеты. Учителей-не мужчин у него ещё не случалось. Особенно в военной гимназии. Как так? Как так? Так разве бывает?
— Здравствуйте, господа кадеты, — голос у Ирины Ивановны был спокойный и ровный, только щёки чуть-чуть румяны. — Так кто из вас должен мне доложить о наличии на уроке?..
Вяземский взглянул было на подполковника, однако тот почему-то смотрел вниз, на собственные сапоги. И, верно, они вполне могли послужить зеркалом, так были начищены.
— Господин… госпожа преподаватель… ница? — растерялся и сбился Вяземский.
— Госпожа преподаватель, очень хорошо, — кивнула m-me Шульц и слегка улыбнулась, ободрительно.
Вяземский вновь протараторил свой короткий рапорт.
— Прекрасно, просто замечательно, — одобрительно кивнула Ирина Ивановна. — Читайте молитву!
— «Преблагій Господи ниспосли намъ благодать Духа Твоего Святаго, дарствующаго смыслъ и укрѣпляющаго душевныя наши силы, дабы, внимая преподаваемому намъ ученію, возросли мы Тебѣ, нашему Создателю, во славу, родителемъ же нашимъ на утѣшеніе, Церкви и Отечеству на пользу!» — Вяземский обрёл почву под ногами и мчался на всех парусах.
— Садитесь, господа кадеты. — Госпожа Шульц весьма выразительно воззрилась на подполковника, по-прежнему занятого разглядыванием собственного отражения в носках сияющих сапог. — Сударь мой, Константин Сергеевич? Желаете что-то сказать моему классу?
— Нет-нет, Ирина Ивановна, — поспешно сказал Две Мишени. Двинулся было к двери, но передумал. — Седьмой роты первое отделение! Не… не посрамите.
И с этими странными словами быстрым шагом вышел, мало что не вылетел в коридор.
Ирина Ивановна аккуратно притворила за ним двери. Дядька-унтер протопал на своё место позади парт, уселся там.
Фёдор скосил глаза — Бобровский уже достал и учебник, и большую разлинованную тетрадь, и чернильницу-непроливайку, и перо с промокашкой, всем видом своим демонстрируя рвение.
Глава 3.2
— Нет, — заметила его усердие госпожа Шульц, — чистописанием мы сейчас заниматься не будем. Займёмся, господа кадеты, словесностью. Русским языком. Прекраснейшим и удивительнейшим из всех языков, нам дарованных.
— Грамматика, — вздохнул Воротников. Он вздохнул шёпотом, еле слышно, но Ирина Ивановна отличалась, похоже, прекрасным слухом.
— И не грамматика, — вдруг улыбнулась она. — Она тоже важна, и мы тоже будем её учить, но… начнём с языка и с того, что на нём создано, чем мы гордимся.