Вверх, парадной лестницей поднимался сплошной поток кадет и их спутниц, мелькали и парадные мундиры офицеров с супругами — корпусные дамы старались не ударить в грязь лицом перед явившимся матерями гимназисток-«тальминок».
…Сперва выступали корпусные оркестры, духовой и балалаечники; хор исполнял «Славься», «Va, pensiero»[2]; старший возраст показывал акробатические номера и живые картины; потом объявили перерыв и все устремились к самоварам и столам с «заедками», как называла десерты Федина нянюшка.
Чего тут только не было! Пряники простые и фигурные, песочные пирожные, меренги, а от разной пастилы и вовсе разбегались глаза.
…Но всё равно, это было только преддверие настоящего бала. Правда, Лиза успела заговорщически подмигнуть Пете:
— Пари! Господин Ниткин, помните ли наше пари?
Феде это не понравилось — особенно, если вспомнить, что должно было случиться, если Лиза проиграет; поцеловать Петю — хотя интересно, как она это собирается делать при Зине?
— Помню… — буркнул Петя. Ему, похоже, пришли в голову те же мысли, и он с некоторым испугом покосился на ничего не подозревавшую Зину.
— Я всё расскажу. Скоро! — с таинственным видом посулила Лиза; но тут оркестр грянул полонез, все три широченных двери в танцевальную залу распахнулись и пары двинулись на блестящий начищенный паркет.
[1] Разгорячившийся Петя Ниткин сам не заметил, как вывалил перед экзаменационной комиссией наиболее общую форму уравнения Шредингера. В нашей реальности оно было сформулировано только в 1925 году.
[2] «Хор иудейских пленников» из оперы Дж. Верди «Набукко».
Глава 13.2
Что можно говорить о бале тех дней и времён? Старые люди б сказали — эх, и не бывало с той поры и такого бала, чтоб сравнить! Вот, дескать, в наши времена случались балы так уж балы! Полонез — так как река живая, конца-краю не видно! Мазурка — так стены трясутся, крыша ходуном, пол чудом не проваливается. Вальс — так закружишься, не то, что ног под собой не чуешь, в глазах всё мелькает, пестрит от платьев; оркестр уже третий раз сменили, два других из сил выбились, отдыхают.
Да, сказали б старые люди, не те времена пошли, да и народ не тот, хлипкий пошёл народ! Хорошо, что ни Федор, ни Петя, ни Лизавета с Зиной «старыми людьми» не были.
Конечно, танцевать на балу всё время только с одной девочкой являло собой пример совершенно неприличного поведения, и кадеты это прекрасно знали. Лиза бодро принялась подводить Федю с Петей к своим подругам, другие мальчишки приглашали Лизавету с Зиной; потом был танец учителей, Две Мишени протянул руку в белой перчатке Ирине Ивановне, та вскинула ладонь ему на на плечо, пара закружилась — а Лизавета вдруг деловито потащила всю троицу, Зину включая, в уголок.
— На как, господин Ниткин? Согласны меня выслушать? Зина о нашем пари знает, между прочим.
У Феди так и вертелся на языке ехидный вопрос, а знает ли Зина о том, что её подружка должна сделать в случае проигрыша, но, само собой, он остался глух и нем.
— Госпожа Корабельникова… может, не сейчас? — взмолился Петя.
— Отчего ж не сейчас? Когда ещё встретимся! Не-ет, слушайте, пока танцы снова не начались!
— Так разве ж такое второпях расскажешь! — застонал Ниткин. — Надо подготовиться… схемы… чертежи… вокзала и платформы… кто где стоял…
— Не отпирайтесь! — строго сказала Лизавета и для верности погрозила пальчиком. — Если сможете, господин Ниткин, приходите в гости — мы с Зиной будем очень рады. Тогда и чертежи покажу. Но в двух словах — там скрыться негде, единственный путь — это через подвал…