Федор поспешно поднялся.

Он вспомнит, он непременно всё вспомнит!..

Сейчас он уже не сомневался, что это донельзя, чрезвычайно важно.

Пролетел Сочельник, настало Рождество, светлый праздник — Христос народился! Гатчино словно бы изо всех сил старалось забыть совсем недавно случившуюся бойню. По улицам вышагивали гвардейские патрули; проезжали всадники — лейб-атаманцы в тёмно-синих чекменях, лейб-казаки в алых. От Рождества до Крещения — Святки, две недели все радуются и веселятся, ходят в гости, празднуют.

На Василия Великого тоже все гуляют, а еды готовят ещё больше, чем на Рождество. Кадеты, отправившиеся было по домам перед Сочельником, вернулись — потому что предстоял большой александровский бал.

А к нему в корпусе уже и впрямь было всё готово. Пахли свежей краской стены; блестели начищенные дверные ручки; побитая пулями лепнина починена, проткнутые штыками картины заменены.

Правда, так быстро нельзя оказалось заменить огромный портрет Государя; его просто сбили со стены и изорвали в мелкие клочья. А вот пальмы благополучно пережили вторжение…

В огромном актовом зале сияли люстры, и гвардейский оркестр на хорах настраивал инструменты; дядьки расставляли серебряную посуду на длинных столах вдоль одной из стен; кадеты же чуть ли не всем корпусом высыпали во двор и на широкое пространство перед воротами — где сейчас одна за другой подъезжали сани и саночки, вперемешку с новомодными автомоторами.

Барышни, в шубках, с муфточками, выскакивали из саней, элегантно появлялись из закрытых кабин автомоторов, одинаково крутили головками, отыскивая «своих» кадет.

…Лиза и Зина появились вместе, держась за руки, словно сёстры.

— Федя!.. — Лиза весело помахала рукой; Федор помахал в ответ. А вот Петя с Зиной вдруг застыли друг перед другом, буйно красней и отводя взгляды.

— Эй, вы чего? — пришла на помощь Лизавета. — Петр, позвольте представить мою подругу Зину; Зина, это Петр Ниткин, тот самый, который…

От пылающих щёк что бравого кадета, что бедняжки Зины, казалось, сейчас начнёт плавиться снег. Пришлось Лизе хватать подругу за локоть и чуть ли не силой тащить вперёд, болтая разом за четверых, потому что и у Федора вдруг отнялся язык.

В вестибюле корпуса вставшие за гардеробщиков дядьки принимали от юных дам шубки, ухмыляясь в седые усы, рассовывали по карманам пятачки и гривенники, щедро оставляемые на длинной стойке.

Лизавета явилась на бал в светлом платье цвета сливочного мороженого, из блестящей тафты; на груди, по манжетам и подолу отделано мелким кружевом и бисером. Волосы заплетены высокой «корзинкой», в косе узкая ленточка в тон платья; Зина, глядя на подругу, чуть заметно вздохнула: на ней самой был наряд куда скромнее, синее шерстяное платье, с белоснежным кружевным воротником, а в толстой и длинной косе ниже спины — белая же шёлковая лента.

Петя Ниткин, по-прежнему красный, аки рак варёный, подал Зине руку кренделем; Зина, столь же пунцовая, аккуратно, словно вдевая нитку в игольное ушко, взяла своего кавалера под локоть.

При этом они держались друг от друга как можно дальше. И, как показалось Федору, даже дышать перестали.

Лиза довольно чувствительно пихнула Федю в бок и выразительно притопнула носком туфельки.

— Ой. Это я так — Петя, он — так смущался…

— Ну да, — снисходительно кивнула Лизавета. — Я Зину еле уговорила. Боялась, понимаешь? Ну, идём теперь, идём же!..