Категория царского чиновничества, преданного монархам и не связанного с общинной и родовой организацией, представляла качественно новый орган власти. Она составляла один из важных институтов складывающейся феодальной государственности.
Суд. Можно только предполагать, как отправлялось правосудие в Аксуме. Правом судить свободных аксумитов обладали, очевидно, «царь царей», «цари» отдельных общин, главы родов и подразделений родов. Вряд ли они принимали судебные решения самолично, без участия старейшин или всяких иных советников соответствующего ранга. Недаром аксумский совет старейшин назывался собранием «законоведов» (). Вероятно, «законоведы» под председательством царя составляли высший судебный орган. Возможно, еще в аксумский период появилась должность акабе-хег ( — блюститель закона) и афа-негуш.
Хотя первое уложение писаных законов появилось в Эфиопии гораздо позднее, потребность в точно зафиксированном законодательстве существовала уже в аксумский период. Как и везде, она была вызвана развитием классовых противоречий, поэтому первые законы трактуют имущественные отношения — собственности и распределения. Единственная обнаруженная до сих пор запись древнего эфиопского права — четыре «закона» в надписи из Сафра. Они относятся примерно к первой половине III в. Высеченные на камне законы были выставлены на всеобщее обозрение; в случае спора к ним легко было апеллировать. Фиксация норм дерго (см. выше) была в интересах общинников: она в какой-то мере сдерживала рост эксплуатации мелких производителей со стороны усиливающейся монархии. Поэтому писаные законы из Сафра выражают известный компромисс между наступающей раннефеодальной монархией и обороняющейся от растущей эксплуатации крестьянской общиной. Характерно, что официально законодателем выступает не царь, а сама община в лице своих «законоведов», от имени которых, по-видимому, составлены законы.
Формулировка законов позволяет представить порядок их принятия. Законы (кроме сакрального закона о жертвоприношении, текст «В») имеют заголовки: «Памятка (
Принципы обычного права отражены в запретительных формулах аксумских надписей, которые одновременно являются формулами приговоров и проклятий.
Несмотря на перестановку некоторых слов, формула в общем устойчива. В духе принципов обычного права («око за око, зуб за зуб») характеры преступления и наказания обозначены одними и теми же словами. По традиции «проклятие-приговор» стоит в единственном числе, хотя по смыслу требуется множественное. В надписи DАЕ, IV, № 11 явно появляются нововведения: вместо глагола во второй части формулы употреблен глагол , притом дважды. Это настойчивое повторение грозного и незатасканного слова производило сильное впечатление.
Последнюю силлабу слова в DАЕ, IV, № 11 Литтман восстанавливает как , подобно последнему слову формулы; глагол приобретает множественное число. По-моему, здесь, как и в следующем слове, по традиции должно стоять единственное. В слове традиция вообще нарушена уже повторением глагола и его новизной; глагол принял, вопреки традиции, множественное число, требуемое по смыслу. Слово переводится двояко: «с земли» и «из страны»; оба перевода не противоречат в сущности один другому, придавая формуле проклятья-приговора расширенный смысл. Слово в пятом столбце каждого из эфиопских текстов билингвы (DАЕ, IV, № 6, 7, 22) читается как
Это кажущееся противоречие можно объяснить следующим образом: преступник и его родственники ставились вне закона; они лишались земли, изгонялись из Аксума, и всякий встречный имел право их убить.
Однако такое ненаказуемое убийство преступника нельзя полностью отождествить со смертной казнью, осуществляемой органами государственной власти.
Эфиопские тексты билингвы содержат, кроме того, альтернативу запретительной формуле, так сказать, поощрительную формулу: «Тот, кто это почтит, да будет благословен!»[681].
Перечисленные в проклятии-приговоре кары, очевидно, совпадали с реальной мерой наказания. Вероятно, объявление человека вне закона, сопровождаемое угрозой смерти, изгнанием его со всей его семьей и близкими (или даже более отдаленными родственниками) и конфискацией всего имущества, было высшей мерой наказания, которой мог подвергнуться аксумит.
В одной из надписей Эзаны упоминается другое наказание, не столь тяжелое, но позорное. Характерно, что ему подвергали только иноземцев. Эзана приказал раздеть донага царя геэзов Абба-Альке"о[682]. В свою очередь нубийцы раздели донага посланцев Эзаны[683]. Точно так же в XIV в. царь Амда-Сейон приказал опозорить Филиппа Дабра-Либаносского. Этого последнего привели к царю связанным и раздели перед всем двором, воинами и царскими женами. При этом царь говорил: «Стыдись, монах!»[684]. Такая «казнь стыдом» применялась и в XV–XVI вв. Во всех случаях ее практиковали по отношению к знатным, официальным или прославленным лицам, для которых она была особенно унизительна.
Сохранились сведения еще об одной форме наказания: содержание в цепях, нечто вроде тюремного заключения. В надписи Эзаны о походе на Агуэзат говорится, что пленные были «закованы»[685]. В Матара обнаружено два раздельных захоронения людей в железных оковах; Анфре, открывший их, склонен считать погребенных пленниками[686]. В средневековой и новой Эфиопии пленников и преступников иногда подвергали долгому заключению в цепях; при этом знатных, в частности вассальных царей, сковывали попарно с их рабами; раб ухаживал за своим господином и в то же время мешал ему бежать. Очевидно, подобная участь постигла и Абба-Альке"о, царя Агуэзат, который был скован с носителем своего трона, отправлен в Аксум и заключен во дворце Эзаны. Абба-Альке"о не был аксумитом; может быть, содержание в цепях применялось только к пленным чужеземцам. Оно могло дополняться последующим обращением в рабство. Это было наказание за бунт против аксумского царя.
Несмотря на отрывочность и неполноту наших сведений, вряд ли случайно отсутствие в источниках аксумского периода упоминаний о казнях и пытках, тогда как источники средневековой Эфиопии и соседнего Хымьяритского царства буквально ими переполнены. Даже в Хымьяре, где, несомненно, практиковалась смертная казнь, аксумский царь никого не казнил, хотя и грозил смертью отступникам, которые в течение года не вернутся в христианство[687]. Это умалчивание источников нельзя объяснить их тенденциозностью: ведь они сообщают о грабежах и убийствах, чинимых эфиопами. Вероятно, аксумская государственность просто не выработала к VI в. таких судебных санкций, как пытки, телесные наказания, увечье, смертная казнь.
Впрочем, ненаказуемое убийство преступника могло не отличаться по существу от публичной казни, если его приносили в жертву богам. Однако источники говорят лишь о принесении в жертву Махрему иноземцев-пленных.
Таким образом, судебная власть и правовые нормы Аксума обнаруживают сложное сочетание примитивных классовых черт с чертами первобытно-общинного строя. При этом даже весьма архаичные элементы, например принципы обычного права, становятся на службу ранне-феодального государства.
Вассальные царства. Земли за пределами собственно Аксумской области представляли собой «внешние», вассальные владения Аксума. Вся территория Аксумской державы делилась на ряд царств и племенных союзов; первым и сильнейшим из них был Аксум.
Первоначально к категории вассальных государств относились царства или княжества Северной Эфиопии, окружавшие Аксум. Затем в их число вошли также государственные и племенные союзы Южной Аравии, Нубии, Нубийской и Данакильской пустынь, Средней и Северо-Западной Эфиопии.
В надписях Эзаны перечислены следующие «царства» и группы племен:
— на севере Эфиопии — Аксум, Агуэзат, Ангабо, Габаз (Адулис);