«Умирая, царь [Аксума] оставил наследниками престола жену и малолетнего сына, юношам же (Эдезию и Фрументию) предоставил полную свободу… Однако царица, не имея во всем государстве более верных друзей, настойчиво упрашивала их разделить с ней заботы по управлению страной до совершеннолетия сына. Особенно просила она об этом Фрументия… Когда царевич вырос… юноши снова вернулись в наш (Римский) мир, хотя царица и ее сын неоднократно пытались их удержать, упрашивая остаться»[595]. Царица могла затмить своего соправителя-сына лишь потому, что он был малолетним; взрослый и достаточно энергичный царь был всегда первым лицом в Аксуме. Однако из рассказа Руфина видно, что власть царицы-матери сохранялась и тогда, «когда царевич подрос».

Характерен титул эфиопской царицы: «негешта нагаштат» — «царица цариц». Интересно сравнить эфиопский титул царицы цариц с титулом Клеопатры, которая называлась царицей царей[596]. Возможно, эфиопская форма титула отражает представления древних аксумитов о царице — повелительнице всех женщин царства. Подобное представление широко распространено у многих африканских народов.

Положение братьев царя. Некоторые данные указывают на особое положение братьев аксумского царя, может быть, на участие старшего брата царя в управлении государством. Письмо римского императора Констанция II адресовано не только царю Эзане, но и его брату Ше"азане. В конце письма император называет их просто «почтеннейшими братьями», не выделяя никого из них, и везде равным образом обращается к ним обоим. Александрийский монофизитский епископ Афанасий Великий, цитируя это письмо, называет «Айзану» (Эзану) и «Сайзану» (Ше"азану) «почтенными братьями» и «повелителями Аксума»[597]. В то же время официальные надписи Аксума составлялись от имени одного царя Эзаны. В одной из них фигурирует Ше"азана, известный нам из письма, а также другой его брат — Хадефа. Это знаменитая трехъязычная надпись о переселении племен бега, носящая подчеркнуто официальный, международный характер. Ше"азана и Хадефа предводительствовали войсками Аксума в походе против бега[598].

Братья царя занимали особое положение в соседней с Аксумом Нубии, а также в государствах эфиопского Юга. Вполне вероятно, что такой же порядок существовал и в древнем Аксуме. Возможно, под влиянием его сложилось представление о «братьях-царях», одновременно правивших в Эфиопии. Оно встречается в письме Констанция и в «Апологии» Афанасия Великого. Последним отзвуком его является легенда о «братьях-царях» Абрехе и Асбехе, «крестителях Эфиопии». Асбеха — это исторический Элла-Асбеха, аксумский царь первой трети VI в. Его имя хорошо известно из византийских источников, эфиопских легенд и аксумских надписей. Абреха — это современник Элла-Асбехи, йеменский царь Абреха, эфиоп по происхождению, вассал Аксума[599]; Он известен по византийским, сирийским и арабским источникам. Исторический Абреха не был ни братом, ни родственником Элла-Асбехи. Братьями их представила поздняя традиция, так как они были современниками, занимали примерно равное положение, оба покровительствовали христианству и насаждали его в Эфиопии и Аравии. Судя по всему, легенда о «братьях-царях» родилась на церковной почве, в среде сирийско-египетского духовенства. Однако возможно, что она создавалась под впечатлением реальных фактов; возможно, братья (или один старший брат царя) играли важную роль в управлении Аксумским царством. Недаром кроме Абрехи и Асбехи некоторые «Списки царей» называют еще две пары братьев-царей: Арфед и Амси, За-Зиген и За-Рема. Сильные и энергичные цари периода расцвета Аксумского царства обладали огромной властью; но официальные формы ставили рядом с аксумским царем (в частности, Эзаной) его брата. Недаром Ше"азана фигурирует в подчеркнуто официальных документах: в билингве, в письме императора Констанция[600].

Обращает на себя внимание тот факт, что все известные нам походы Аксума проводились под предводительством или самого царя, или его сыновей и братьев. Неизвестный царь, оставивший Адулисскую надпись, говорит о соседних народах, что он «одних победил самолично, других — посылая» (вместо себя каких-то иных лиц)[601], но кого именно не сообщает. Элла-Асбеха послал против Абрехи экспедицию под предводительством лица, которого Прокопий называет родственником царя[602]. Может быть, это был его дядя по отцу, брат умершего царя. Иоанн Малала уверял, что Элла-Асбеха поставил над хымьяритами царя «из своего рода»[603]. Малала, по обыкновению, перепутал как самый факт, так и имя царя. Но, может быть, наместником Элла-Асбехи или предводителем аксумитов в Хымьяре был действительно родственник царя. Может быть, тот же самый, о котором говорит Прокопий.

Вероятно, предводительствовать аксумским войском мог лишь царь, его сын «ли брат, т. е. лицо соответствующего ранга: будущий царь, брат царствующего монарха или его дядя, брат его предшественника. Это правило является пережитком древнего порядка престолонаследия; оно известно в династических обычаях других, особенно африканских государств.

Порядок престолонаследия. Эфиопская историческая традиция утверждает, что в Аксуме царский титул и престол наследовались по мужской линии от отца к сыну. «Списки царей» дают характерную формулу наследования: «такой-то царь родил такого-то». Исключение составляют лишь братья-цари: Абреха и Асбеха, Арфед и Амси, За-3иген и За-Рема, из которых якобы второй в каждой паре наследовал первому. Вероятно, бездетному царю мог наследовать его брат.

Византийские источники говорят о передаче престола в Аксуме от отца к сыну. Руфин Турранский рассказывает, что Эдезий и Фрументий служили сначала некоему эфиопскому царю, а потом его малолетнему сыну, наследовавшему престол. «Житие святого Григентия» утверждает, что Элесбоам (Элла-Асбеха) передал престол своему сыну Атерфотаму (?), а сам удалился на высокую гору Офра (пустыня Афар?). Согласно мусульманской традиции, Элла-Сахам также добровольно отрекся от престола[604]. О средневековом царе Лалибале говорится, что он в старости отрекся от престола в пользу своего сына, а сам стал отшельником в пустыне[605]. Вероятнее всего, это благочестивый вымысел. Но не исключено, что в основе его лежат сведения о действительном обычае. Возможно, в старости аксумские цари отстранялись от престола. В языческий период их могли даже убивать, а затем, после христианизации Эфиопии, престарелые цари становились отшельниками. Против такого предположения свидетельствует как будто бы значительная продолжительность царствования многих царей. Аксумский царь Сембритэс составил надпись в 24-й год своего царствования[606]. Автор Адулисской надписи составил ее на 27-м году царствования[607]. Еще большую продолжительность царствования дают «Списки царей».

Однако если царь вступал на престол в возрасте 13–25 лет и царствовал еще 25–30 лет, то он достигал лишь весьма зрелого, но еще не старческого возраста. В эфиопской литературе совершенно отсутствует образ престарелого царя. Остается неясным, имел ли право аксумский царь занимать престол до старости или же престарелого царя отстраняли от престола. Однако при вступлении на престол царь должен был доказать свою силу и мужество в поединке с дикими животными, что, очевидно, рассматривалось как залог здоровья и благополучия аксумского народа.

Избрание царя. В хронике императора Баэда-Марйама (1468–1478) дается описание обрядов, которыми по преданию сопровождалось вступление аксумских царей на престол.

Баэда-Марйам, фигура малозначительная, был сыном знаменитого императора Зара-Якоба (1434–1468). Впервые в истории этой страны Зара-Якоба превратил ее в централизованное государство. Свои реформы он связывал с идеализированным представлением об Аксумском царстве и власти аксумских царей, наследником и потомком которых он себя считал. Зара-Якоб возобновил коронацию императоров в Аксуме и попытался возродить ее архаический ритуал, учреждение которого приписывалось легендарному аксумскому царю Габра-Маскалю. Когда император Баэда-Марйам прибыл в Аксум для коронации, он узнал о странном обряде. Вот как об этом рассказывает летописец: «И вошел царь (Баэда-Марйам) в "дом пострижения". К нему подвели буйвола и льва, по древнему обычаю, чтобы он поразил их рукою своею. Но царь наш Баэда-Марйам… отказался поражать их, а велел другим убить буйвола и оставить в живых льва, как поступил некогда отец его (Зара-Якоб) в [том же] городе Аксуме, когда он совершал обряд пострижения»[608].

Император согласился пройти последний обряд — принятие второго царского, или тронного, имени. По-видимому, обряд пострижения рассматривался не как дополнение предыдущего обряда, а как его эквивалент и завершение одновременно.

Сравнение с обычаями народов Юго-Западной Эфиопии делает понятным значение архаичного аксумского обряда[609]. Очевидно, аксумиты времен Зара-Якоба и Баэда-Марйама пытались, по желанию этих царей, возродить обычай «избрания» царя дикими животными.

«Дом пострижения» как место, где происходил поединок, напоминает особое помещение, где священные цари Юго-Западной Эфиопии содержали священных животных, грозных для всех посторонних, но послушных им самим. Есть основания предполагать, что этот обычай существовал в древнем Аксуме. Когда Зара-Якобу и Баэда-Марйаму предлагали сразиться со львом, подразумевалось что львы содержатся в неволе по обычаям древнего Аксума. Львы, содержащиеся в неволе, упоминаются еще в одном месте хроники Баэда-Марйама, где император приказывает «хранителям львов» выпустить их на быков, опять-таки по древнему аксумскому обычаю[610]. Кроме того, сохранились сообщения Козьмы Индикоплова, о том, что он видел во дворце аксумского царя жирафов и слонов[611], и Нонноса (в передаче Малалы) о прирученных слонах[612]. Содержание львов, леопардов, змей в царском дворце было связано с «избранием» царя дикими животными.

Если «избрание» аксумского царя животными находит параллели в Юго-Западной Эфиопии, то обряд пострижения ведет запад и на северо-запад от Аксума, в зону древней нубийской цивилизации. Обряд пострижения состоял в том, что император вытаскивал одну из трех дощечек с нанесенными на них царскими именами (Габра-Маскаль, Давит и Квастантынос) и принимал выбранное таким образом имя[613].

Характерно, что все три царских имени принадлежат легендарным монархам аксумского периода: Габра-Маскалю, которому приписывается учреждение обряда, Давиду (он же Менелик), сыну Соломона, и Квастантыносу (Константину), царствование которого, согласно эфиопской традиции, было особенно продолжительным.

Не менее характерно и то обстоятельство, что жеребьевка происходила в присутствии аксумских старейшин. Как подчеркивает летописец, участие в обряде пострижения была привилегией 12 «законоведов» () — потомков аксумской родовой знати. «И совершил царь (Баэда-Марйам) весь чин пострижения с одними только законоведами, без других людей», тогда как на другие обряды коронации были допущены не только «законоведы», но и двое-трое приближенных царя[614]. Можно предположить, что обряд пострижения являлся пережитком действительного избрания аксумского царя советом старейшин, потомками которых были «законоведы»; в таком случае дощечки с царскими именами предназначались первоначально не для одного, а для нескольких кандидатов и жеребьевку производил не сам претендент на престол, а старейшины. Так избирался царь шиллуков, только для жеребьевки служили не дощечки, а специальные камни[615]. Царя избирал совет старейшин при участии народного собрания[616]. В древней Нубии царя избирали жрецы и старейшины при формальном участии народного собрания. При этом они ссылались на оракула и приметы[617]. В государствах Юго-Западной Эфиопии, в Каффе, Джанджеро и других, выбор царя производил совет старейшин; в отличие от Судана здесь народное собрание не участвовало в избрании царя и не была известна жеребьевка, роль которой играло «избрание» царя животными. В Аксуме народ полностью отстранен от участия в обряде. Если в аксумский период эти обряды существовали в том виде, в каком их пытались реставрировать в XV в., то они представляли собой лишь ритуальный пережиток былого избрания царя советом старейшин.

Конечно, все это не больше чем предположение, гипотеза, которую можно сформулировать следующим образом: легенды об аксумских царях, сохраненные средневековой эфиопской литературой, при сравнении их с этнографическим материалом позволяют предполагать, что цари древнего Аксума избирались советом старейшин и что ритуал избрания был весьма близок к соответствующему ритуалу у древних и современных народов Северо-Восточной Африки. 

Трудно представить реальное значение описанных обычаев в общественной жизни Аксума. Но несомненно, что они не были пустой формальностью. Пережитки родового строя в династических обычаях несли на себе неизгладимую печать доклассовой надстройки, враждебной новому государственному порядку. Они были существенными «поправками» к единоличной, монархической власти царя; ограничивая монархию, они тормозили развитие феодальной государственности.

Основные выгоды из подобного положения извлекали не рядовые общинники, а знать, мать царя, его братья, родичи, старейшины — словом, представители родовой знати приобретали средство воздействия на политику формирующегося государства. Это обращало пережитки родового строя в их противоположность, направляя их на службу молодому классу эксплуататоров. В то же время наличие пережитков ослабляло монархию, главную политическую силу развивающегося феодализма.