Неделю спустя, на рассвете, Лен Бертон проводил ее и детей на автовокзал в Женеве и закинул багаж на крышу. Когда автобус отъехал, “Лен остался на обочине” – сиротливая фигура в дорожной слякоти. Прожив в браке всего десять месяцев, они еще целых два года не увидят друг друга.
В канун Рождества семья, изрядно помучившись в пути, наконец добралась до Португалии: двадцать восемь часов на автобусе до Нима на юге Франции; шестичасовая задержка без объяснения причин; еще двенадцать часов на границе Франции и Испании; длительное ожидание, пока проверят документы и обыщут багаж при выезде из Франции и на въезде в Испанию; ночной переезд по испанской глубинке (“ясная луна, спящие маленькие городки… холмы, а слева – Средиземное море”); Барселона в три часа утра; поезд до Мадрида и, наконец, в 11 часов вечера 23 декабря – битком набитый поезд до Лиссабона. Приветливая литовская пара предложила уложить детей на свою койку, а сама Урсула всю ночь простояла в проходе. В полдень поезд со скрежетом подъехал к лиссабонскому вокзалу. Урсула нашла дешевую гостиницу, врача для Нины, у которой поднялся жар, куклу и деревянные кубики в подарок на Рождество и рухнула на жесткую кровать.
Началось ожидание. Места на кораблях и самолетах в Британию распределялись между пассажирами в зависимости от их пользы для страны в военное время, и Урсула с детьми – очередные немецкие евреи, бегущие от Гитлера, – находились где-то в самом конце списка. Нина быстро поправилась. Урсула безуспешно пыталась договориться о проезде Лена на корабле из Марселя в Англию (без захода в Испанию). Перед отъездом из Швейцарии она сняла все остававшиеся в банке деньги, и ее запасы уже подходили к концу. Она отправила две телеграммы и два письма родителям, которые недавно переехали из Лондона в Оксфорд, но ответа так и не получила. В письме от 4 января (перехваченном МИ-5) она писала: “Мы с детьми в Лиссабоне – после довольно утомительного путешествия. Ждать здесь придется по меньшей мере недели три. Не знаю, где мы высадимся… Недоумеваю, почему от вас нет ответа”.
Наконец Урсуле сообщили, что она отправится в Ливерпуль на борту парохода “Авоцета”.
В МИ-5 изучали списки пассажиров и предупредили иммиграционную службу в Ливерпуле: “По ее прибытии сообщите, пожалуйста, куда она направляется, как выглядит и в какой части поезда путешествует. Я договорюсь, чтобы ее встретили”. Урсула еще не успела ступить на британский берег, а за ней уже установили слежку.
14 января 1941 года пароход “Авоцета” вышел в море в сопровождении конвоя из четырнадцати грузовых судов, перевозивших железную руду, лес и фрукты, и эскорта из восьми судов Королевского военно-морского флота для защиты от немецких подводных лодок. “Авоцета”, находившийся под командованием коммодора конвоя, адмирала сэра Бертрама Тесиджера, был семнадцатилетним тихоходным трехсотфутовым пассажирским пароходом – и соблазнительной мишенью. Массовые обстрелы британских судов в Атлантике при незначительных собственных потерях командиры подлодок называли “счастливым временем”,
Отто Гамбургер не находил себе места. Вот уже почти год он не получал вестей от брата. Уехав в Чунцин весной 1940 года, Руди просто исчез. Открыв забытый братом чемодан, Отто обнаружил в нем “массу коммунистических материалов” и опасался худшего. Однако в начале 1941 года Отто позвонил Дитер Флатов, знакомый по работе немец из Шанхая, и предложил встретиться на перекрестке, лежавшем на полпути между их конторами. Дитер рассказал, что его брат Герхард прислал ему из Чунцина телеграмму, написанную на
Отношения между СССР и Китайской Республикой пошли на лад после подписания странами пакта о ненападении в 1937 году, и теперь Москва обеспечивала китайскому националистическому правительству значительную военную поддержку в непрекращавшейся войне против Японии. В январе 1941 года отношения стали еще теплее после приезда в Чунцин генерала Василия Чуйкова, возглавлявшего советскую военную миссию. Чуйков, одержавший в дальнейшем победу в Сталинградской битве, стал в тот момент самым главным иностранным советником Чан Кайши и имел право просить об одолжениях.
Три недели спустя Руди Гамбургера вывели из камеры в усадьбе Бай, представив его перед следственным судьей. После девяти месяцев заключения, почти умирающий от голода и истерзанный малярией, он был похож на привидение. Вместо очередного требования дать признательные показания он услышал, что вскоре его освободят и позволят вылететь в Россию. “В дело вмешались друзья”, – писал Руди. Его заключение в “Долине счастья” закончилось.
В начале февраля прибывшего в Москву Рудольфа Гамбургера отвезли за город, на охранявшуюся со всех сторон дачу в Кунцеве, рядом с личной резиденцией Сталина. “Меня приняли тепло”, – писал Руди в письме отцу, описывая, что его поселили “в приятном доме отдыха, расположенном в прекрасной деревянной усадьбе”. Заключение нисколько не ослабило его энтузиазма к разведке; напротив, он был как никогда настроен добиться успеха в деле, к которому был как нельзя более непригоден. На даче находилась обширная библиотека, и после долгих месяцев интеллектуального голода Руди жадно набросился на коммунистическую литературу. Забыв о былых сомнениях, Гамбургер окончательно уверовал в коммунизм. “Четыре человека [Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин] добились величайшего духовного развития за последние пятьдесят лет”, – заявлял он. Несмотря на явный провал его первой миссии, у Центра уже были на него новые планы. Руди должен был отправиться в Турцию, обширную пограничную территорию между Востоком и Западом и, как и все нейтральные страны, рассадник шпионажа.
Пароход “Авоцета” причалил в Ливерпуле днем 4 февраля 1941 года. Оказавшись с детьми на суше, Урсула, “очень замерзшая и усталая”, вне досягаемости немецких субмарин испытала облегчение. Дурное предчувствие, не дававшее ей покоя на борту, было вполне оправданно. Несколько месяцев спустя капитан немецкой подлодки U-203, отследив “Авоцету” в перископ, выпустил по его левому борту четыре торпеды. “Он дрогнул, как споткнувшаяся лошадь”, – писал капитан; после этого пароход стремительно пошел ко дну, унеся с собой пассажиров и экипаж, всего 123 человека, в том числе тридцать две женщины и двадцать детей.
Сотрудник иммиграционной службы Джон Пиз выцепил Урсулу из очереди на паспортный контроль. Остальные пассажиры с изумлением наблюдали, как их уводят. “Нина расплакалась”. Урсулу засыпали вопросами: “Где ваш муж? На что вы намерены жить? Почему уехали из Швейцарии?” После двухчасового допроса Пиз выдал каждому ребенку по пенни, передал Урсулу майору Тейлору из МИ-5 и напечатал рапорт:
В отношении миссис Бертон заведено личное дело № 186 в Военном черном списке Центральной службы безопасности. Она направляется к своему отцу, профессору Роберту Рене Кучински, проживающему в Оксфорде по адресу: Вудсток-роуд, 78. В качестве причины отъезда из Швейцарии назвала опасение, что не может больше там оставаться из-за связей с семьей, известной своими антинацистскими взглядами: ее отец покинул Германию около восьми лет назад по той же причине и теперь работает в Лондонском университете экспертом-демографом. Мистер Бертон не в состоянии выехать из Швейцарии в связи с невозможностью получения испанской визы.
Теперь наступил черед майора Тейлора допрашивать Урсулу. Тактике поведения на допросах их учили, и она вежливо отвечала на все его вопросы, один за другим. Но Тейлор тоже был профессионалом своего дела, и что-то в показаниях миссис Бертон явно не сходилось. “Она весьма расплывчато рассказывала о своих передвижениях, а проверить достоверность ее слов было невозможно, так как паспорт выдан совсем недавно”. Урсула рассказала ему, что познакомилась с Леном Бертоном в Швейцарии, где он “восстанавливался после туберкулеза”, но в ответ на настояния Тейлора в точности описать, как и где они познакомились, она сказала, что “не уверена”, – а молодожены таких вещей не забывают. “Она либо не могла, либо не хотела назвать даже приблизительные даты… Потом она говорила, что Бертон уже поправился от туберкулеза и надеялся вернуться с ней в Англию”. А чем Лен занимался в Германии перед самым началом войны? Ее ответ: “безуспешными попытками вернуть принадлежавшие мне деньги, которые до сих пор оставались там” – прозвучал как ложь. Спустя два часа Тейлор сообщил ей, что она свободна, после чего отправил срочное донесение в штаб-квартиру МИ-5: “Рекомендую установить за миссис Урсулой Бертон наблюдение”.
Урсула заселилась в дешевую гостиницу. Через несколько часов их разбудили сирены воздушной тревоги, и вместе с другими постояльцами они спустились в погреб, пока бомбы люфтваффе обрушивались на пристани Ливерпуля.
Дома у них не было, они остались буквально без гроша в кармане и попали под бомбежки в стране, участвовавшей в войне. Первый муж Урсулы пропал. Второй не мог выбраться из Швейцарии. Няня уехала в нацистскую Германию, где, вероятно, прямо сейчас выдавала ее тайны гестаповцам. Зато теперь, по крайней мере, Урсуле не приходилось жить каждый день в страхе, что ее схватят, депортируют в Германию и отправят в лагеря смерти. Чем дальше поезд увозил ее на юг, сквозь дождь, мимо тихих английских деревушек, тем больше отступали накопившиеся тревоги и страх. Нацистским охотникам за шпионами здесь до нее не добраться.
Но вот британским – другое дело.
Глава 16. Барбаросса
Москва выбрала крайне неподходящее место встречи – прямо посреди лондонского квартала красных фонарей.
Слоняясь по району Шеперд-маркет в сгущающемся сумраке, Урсула переживала, что слишком бросается в глаза. То и дело из темноты возникал какой-нибудь мужчина, она жестами прогоняла его. Постоянно околачивавшиеся здесь проститутки начинали с подозрением поглядывать на эту прилично одетую женщину, которая, казалось, не собирается уходить, отваживает хороших клиентов и угрожает бизнесу.