В третий раз она не выдержала:

– Перестаньте. Вы можете на меня положиться.

Он вспылил, понизив голос:

– Нет, я недостаточно хорошо вас знаю и несу ответственность за это задание.

Час спустя она увидела, как довольные друг другом Патра с Мишей строят мост из деревянных кубиков, и от раздражения не осталось и следа.

“По вечерам мы по несколько часов проводили на палубе под звездным небом, опираясь на перила и просто безмолвно глядя на море или тихо беседуя о наших жизнях, пусть и столь несхожих, но подтолкнувших нас к одному мировоззрению”. Она рассказывала ему о своем детстве, трех годах в Китае, о том, как ее завербовал Рихард Зорге. Он говорил о своей жизни в море и непрестанных мучительных попытках понять революционную литературу. Он спрашивал ее о Руди.

– Разумеется, отвечать вы мне не обязаны, – добавлял он.

– Он хороший человек, но мы отдалились друг от друга. Да, он был моим первым любовником… Сколько мне было тогда лет?

– Об этом я вас не спрашивал.

– Нет-нет, это не тайна, мне было восемнадцать… и нет, на горизонте у меня никого нет.

Об этом Патра ее тоже не спрашивал.

“Длительное путешествие с теплыми днями и ясными ночами, солнце и усыпанное звездами небо создавало атмосферу, устоять перед которой было невозможно, – писала она. – Когда мы стояли, опершись на борт корабля и глядя на воду, перешептываясь или молча, я уже не была так твердо уверена, что хочу исключительно «товарищеских отношений»”. Патра, казалось, души не чаял в ее сыне. От его редкой мимолетной улыбки у Урсулы захватывало дух.

По иронии судьбы, несмотря на объединявшую их преданность классовой борьбе, между ними пролегала настоящая классовая пропасть. “Он отличался примитивными вкусами и манерами, не свойственными владельцу собственного дела”, – отмечала Урсула. Путешествующие первым классом люди, категорично подчеркивала она, не закладывают за ухо недокуренные сигареты. “Меня подобные мелочи не волнуют, но это часть нашей легенды, и вы должны вести себя как деловой буржуа”. Его неспособность вжиться в образ ставила их всех под угрозу. Негодуя, Йохан уходил со словами, что сядет где-нибудь в другом месте, чтобы не “смущать” ее.

Урсула была в растерянности. “Как же так? – размышляла она. – Нам поручено важное дело, мы единственные коммунисты на этом корабле, мы знаем, что нам придется долгое время работать вместе, а ссоримся из-за таких пустяков!”

Патра силился читать “Науку логики” Гегеля. Вряд ли кто-либо вообще должен считать себя обязанным это делать. Урсула наблюдала, как он с искаженным от напряжения лицом продирается сквозь труднодоступный немецкий язык.

Он обратился к ней за помощью:

– С вашим образованием и отцом-профессором вам ничего не стоит это понять.

Урсула ответила, что никогда не читала ни слова из трудов Гегеля и не намерена осваивать на борту парохода 800-страничный опус немецкого философа девятнадцатого века по диалектике.

– Вам это намного легче, – не унимался он, – но вам лень тратить на это силы.

– Я не менее предана делу, чем вы, но мне не нужно доказывать это, силясь понять Гегеля.