– Возня в песке – это очень далеко от вскрытия, Бернард.
– Агата, судебная экспертиза только начинается с медицины. Наука – это наука… Могу я кое-что предложить?
– Конечно.
– Почему бы вам не взять мою машину? Я могу доехать до дома на поезде, когда закончу.
– Вы очень добры. Надеюсь, я не слишком вас затрудню…
– Глупости. – Тут он посмотрел на нее внимательно. – Это предполагает, что вы в состоянии вести машину. – Он чуть выгнул бровь, и только хорошо знакомый с ним человек распознал бы тень улыбки. – Мне очень не хотелось бы, чтобы с моим «Армстронгом-Сиддли» что-то случилось.
Она ухмыльнулась – совершенно открыто, по-лошадиному показав зубы:
– Понимаю, Бернард. Вы ведь так его бережете! – Она картинно повела рукой, указывая на себя. – Сотрясений и переломов нет. Небольшое растяжение – левая лодыжка. В остальном все в порядке.
– И вы хотели бы попасть домой и уснуть в своей постели? Вас можно понять.
Она ушла с ключами от автомобиля – и гений даже не догадался, что она приходила к нему именно с этой целью.
Агата с гордостью считала себя психологом-самоучкой. Она была уверена в том, что ее друг приедет в больницу, чтобы за ней присмотреть и чтобы не тратить времени даром, чем-то займется в лаборатории.
А стоит сэру Бернарду увлечься работой, и он не сможет ее бросить – даже ради того, чтобы подвезти пострадавшую подругу домой из больницы…
У Агаты была собственная повестка дня – и первым ее пунктом отнюдь не значилось возвращение в квартиру на Лаун-роуд, чтобы свернуться там в постели.
Вообще-то именно этот пункт должен был там стоять – она это понимала. Раз нашелся противогаз с личным номером пилота, виновность или невинность курсанта Камминза вскоре будут определены инспектором Гриноу и его подручными. В ее дальнейшем участии нет никакой необходимости: она гражданский наблюдатель, которому, как подсказывал здравый смысл, следовало удалиться за кулисы, причем поскорее.
Позже она станет размышлять над этими событиями, пытаясь сообразить, стала бы она вести себя столь же необдуманно, если бы незадолго до этого чудом не избежала смерти. Сейчас же она просто шла вперед, осуществляя свои намерения.
Сент-Джонс-Вуд изменился с тех пор, как она жила здесь с первым мужем. В 1918 году, когда Агата с Арчи только переехали в Лондон, район составляли большие старомодные дома с обширными садами. Сейчас местность заполонили большие кварталы уныло-современных многоквартирных зданий, которые заменили собой многие из прежних домов, особенно те, что были поменьше.
Адрес, который дал Агате Камминз, привел ее на Вайсрой-корт, между Эджмонт-стрит и Таунсенд-стрит – к особенно крупному образчику современных безликих строений, заполнивших этот район: семиэтажному зданию, облицованному желтым кирпичом. Это реквизированное военно-воздушными силами под казарму здание явно строилось лишь несколько лет тому, и его холодно-административный вид Агате не понравился.
Оставив машину на улице, Агата – с совершенно невоенным видом в своей шубе и экземпляром нового романа с Пуаро под мышкой – направилась к зданию, которое монолитом высилось в лунном свете. Войдя, она оказалась в вестибюле из того же кирпича, на стенах которого висело несколько патриотических плакатов: «Вперед! Крылья победы!», «Не рассказывай никому – даже ей!» и «Гитлер предупреждать не будет! Всегда носи противогаз!». («Какая ирония», – пронеслась мысль.)
Пара показавшихся Агате до боли юными дежурных в форме военно-воздушных сил играли в карты за столиком у двери. Оба посмотрели на Агату с любопытством, и один из них встал, спросив:
– Вам помочь, мэм?