Книги

Аэросмит. Шум в моей башке вас беспокоит?

22
18
20
22
24
26
28
30

Мне понадобилось три недели, чтобы добиться какого-то сочувствия от психологов, которые постоянно пытались повесить на меня ярлык и понять, кто я… заставить меня признать стыд – вызвать его из-за моей ужасной сущности. Они говорили выгнать Стивена Тайлера и пустить Стивена Талларико. И они не должны встречаться? Ага, блядь, конечно! Они пытались заставить меня носить одежду – беспорядочно, как они говорили, – наизнанку, и нацепить на меня табличку «Не разговаривать с женщинами». Все это лишь привлекало чудаков. Он был смельчаком, который съел первую устрицу, и скоро они узнают его поближе. Тем временем я все жду, пока этот психотерапевт скажет мне все как есть. Короче, в семейный день мы (группа и менеджер) расхаживали по палате, а рядом Боб Доуд, которого изначально наняли в качестве «нарко-копа», чтобы держать группу в трезвости (только представьте). Этот парень правда был из полиции Невады, который мало знал о человеческом общении и ничего не знал об ужасных привычках рок-звезд. А Тим взял и сделал его сраным тур-менеджером Aerosmith!?! Боб сидел с нами, приглядывал, пока мы с Джо пытались писать песню. Я сказал: «Знаешь, Боб, писать труднее, когда за нами наблюдают. Ты сбиваешь весь настрой». Что, разумеется, переводилось как: «Стивен устраивает проблемы; он хочет меня выгнать – наверное, он хочет принять наркотики».

И вот на сеансе я ему высказал:

– Мне не нравится, что ты ходишь за нами, как коп. Отвали. И вообще, – пробубнил я себе под нос, – у тебя кишка тонка играть в Бога, и ты ничего не знаешь про наркоманию!

Тим, стараясь защитить Боба, повернулся к психологу и сказал:

– Я нанял его, чтобы убедиться, что никто не употребляет, оставьте его в покое. И вообще, все так и останется.

Психолог с удивлением посмотрела на Тима и ответил:

– Наверное, вы больны не меньше остальных.

Мне понадобилось три недели, чтобы добиться какого-то сочувствия от психологов, которые постоянно пытались повесить на меня ярлык и понять, кто я… заставить меня признать стыд – вызвать его из-за моей ужасной сущности. Они говорили выгнать Стивена Тайлера и пустить Стивена Талларико.

Напряжение достигло наивысшей точки. Тогда я закричал: «Алли-блядь-луйя!» Я схватил несколько коробок и выставил их вместе в центре комнаты для пущего агитасьона. Из угла комнаты я принес свой огромный шарф, накинул его на коробки и сказал:

– С этого момента я нарекаю тебя «Саваном гастролей», и мы будем брать его с собой на удачу, чтобы не забывать этот момент, – после этого я схватил стакан с кофе, вылил его в бокал и произнес тост группе. – За ад… чтобы там нам было так же весело, как в дороге до него.

Манипуляции так и не закончились, у нас были личные менеджеры, финансовые менеджеры и специалисты по наркомании. Однажды после инцидента в «Тусоне» и по уши в альбоме Get a Grip они все приперлись ко мне домой (наверное, все эти кретины вышли из клиники Малибу для «Почти нормальных»). Судя по всему, они беспокоились о том, как пишется альбом. Мне сказали: «Слушай, нам кажется, что ты пишешь не так, как раньше. Так что мы решили, что минет пойдет тебе на пользу». Вот они, слова мудрости от всего менеджерского состава Aerosmith.

А я сказал: «Ух ты! Как здорово, ребят. Так это значит, что иногда вы будете и пиво мне давать? А еще, кто из вас собрался мне отсосать? Разве вы не знаете, что один бокал спиртного – это слишком много… а миллион – это недостаточно? Дайте-ка подумать, хочу ли я быть цирковым медведем? Хочу ли так просто сдаться? Нужно ли мне держаться подальше от хороших и поближе к плохим? Или я хочу, чтобы мир воспринимал меня как загадочного темного парня, который получает стихи от дьявола? Хммм, мне надо подумать».

В 1992 году мы с группой записывали Get a Grip. Мы с Джо работали над Fever, и тогда я написал, пожалуй, лучшие стихи за всю жизнь. Я так гордился и считал их такими остроумными, что пошел к группе с широченной улыбкой, и Том сказал: «Что такое? Что ты написал?» И я такой: «Зацените».

The buzz that you be gettin’ from the crack don’t lastI’d rather be O’Din’ on the crack o’ your ass.Yeah, we’re all here, ’cause we’re not all there tonightКайф, который ты получаешь от крэка, долго не продлитсяУж лучше передоз от трещины ее задницыДа, мы все сегодня здесь, потому что не можем все быть там

Тишина… рокот сверчков… недоуменные взгляды, а потом Том поворачивается ко мне и говорит: «Ты собрался петь это в песне?» Что-что? Я сразу понял, куда он клонит, потому что уже давно раскусил его типаж «сую-нос-куда-не-надо».

– Стивен, я просто, э-э, подумал…

– Что, дружище, что? – Я знал, что скоро он все выскажет. – Выкладывай уже.

– Это не будет у меня в альбоме, – отвечает Том.

– Это одна из лучших моих строчек, Том. И вообще, блядь, что значит «это не будет у меня в альбоме»? Я написал песню, а не ты. Если бы не эта ебаная промывка мозгов, то у меня бы не было вдохновения для следующей песни, – сказал я.

Если бы я мог законсервировать гнев, который тогда испытывал, то бросил бы группу, купил Мадрид и всю оставшуюся жизнь тусовался с лемурами.

Да, и кстати, о гневе, когда ты ложишься в постель с A&R-менеджерами… эта вечная пословица так верна: с ними нельзя, без них невозможно! Или, может быть, лучше: «Раз лег с собаками…» Да не… но действительно ли они приносят пользу группе? Неужели печально известная A&R-дива, Джон Калоднер Джон Калоднер, правда помог нам? Он настоял на том, чтобы каждый раз, когда его имя ставили на обороте альбома, оно писалось дважды. Думаю, он разделял мою точку зрения, что если это стоит твоих сил, то лучше переусердствовать. Но вообще, все закончилось удачей. И поэтому я считаю, лучшее, что сделал Джон Калоднер, – бросил нам вызов, сделал нас настоящими авторами песен. Секрет успеха нашего брака заключался в том, что мы с самого начала сами впустили его. Сказали себе наплевать и попробовать, это мое кредо (ладно, возможно, первым это сказал какой-нибудь тибетский монах, живущий в пещере с маслом яка в волосах).