После училища я служил в Клайпеде инструктором. В декабре месяце 1952-го года я проводил занятия с радистами на ключе. Звонок. Открыл – подполковник, пропуск даёт мне. Командую: «Класс, встать!» У меня 24 девочки сидели, радистки, и 8 хлопцев. Подполковник пожилой, представился: «Я представитель Московского округа ПВО. У вас есть кому провести занятия?» «Да, пом. ком. взвода проведёт занятия» «Вот давайте, а мы с вами по морзянке поговорим. Чтоб не мешали». Я ему дал перебой, он мне: «Пять групп в минуту мне давай, я уже забыл морзянку». Переговорили с ним, после на перерыв вышли, схему радиостанции УКВ он мне достаёт, по схеме меня погонял. «Всё ясно мне. Готовься, в январе месяце вас вызовут в Московский округ».
И вот в марте 1953-го я приехал в Подмосковье. А когда ехал в полк, я проскочил мимо части и приехал в Рогачёво. Смотрю – старшина воду набирает. Уже был хозвзвод, старшина Бакунин был командир хозвзвода, а Петров заведовал столовой. И вот я стою с чемоданом, а он на машине набирал воду для столовой. Я спрашиваю: «Слушай, где тут пожрать-то?» «А сейчас – говорит – младших лейтенантов на самосвале привезли. На «16 ступенек», в столовую». Там были самосвалы, автоколонна стояла за городком, где сейчас теплицы.
Когда прибыл в часть, как положено, представился командиру – подполковнику Тарасёнку. Он как человек и как военный был, между прочим, очень тактичный такой мужчина. Он побеседовал со мной – откуда родом, кто отец. Я сразу сказал, что отец погиб в 42-м году под Ржевом, был политруком миномётной роты, в звании старшего лейтенанта. Он меня спросил: «Возможно, желаете секретарём комсомольской организации?» «Да нет – я говорю, – я пока поработаю техником». Высокий такой, стройный был мужчина. Возраст его был, так примерно, лет под пятьдесят.
Я был назначен на должность старшего техника связи. Узел связи уже работал, всё как положено. А мы были всего двое сначала – я и Митяев Витя. Были, конечно, проблемы, особенно перерывы связи. Бывало, кабель порвут, который вокруг кольца идёт, полки соединяет. Он неглубоко был проложен, метр примерно. В поле раза два порвали в районе Лугового. Вызываем кабельную роту, ну и сами присутствуем – раскапываем, подготовим всё. А начальник связи у меня был Косарев Василий Михайлович, фронтовик. Фронтовики – они относились к нам как к сынам, особенно Косарев. Он всегда спрашивал: «Как вы там устроились?». Он был женат, жена у него радистка была, она после работала телефонисткой на коммутаторе. Ну вот если, например, день рождения у супруги, он приглашал нас к себе в гости. То есть относился нормально. Ну такой активный мужик был. И секретарём партийной организации полка был. Никогда не кричал, выдержанный такой, спокойный. Он демобилизовался где-то в 56-м году. Стал работать начальником узла связи в Рогачёве, а после перешёл директором «Щётки-гребень», «Щётки-гребень» тогда была в Рогачёве. Да, он ещё председателем сельского совета работал в Рогачёве. Умер он где-то в 75-м году.
Начальником штаба был Кайдан Пётр Потапович. Хороший мужик был – требовательный, грамотный, но незлопамятный, всё делал по уставу. Главным инженером полка был Панков, он в войну штурманом был на бомбардировщике, а после войны закончил академию. В музее части была его фотография – он у бомбардировщика сфотографирован. И из гражданских офицеры были, с гражданки призванные. Вот у меня друг-электрик был – Терехов, москвич. Справлялся, до старшего лейтенанта дослужился, потом уволился. Ну не шла ему служба, понимаешь? И вот до сих пор мы с ним переписываемся. Отовсюду были, у нас и лётчики приезжали, кончали радиолокационные училища, два года только учились.
Мы когда только приехали, нас поселили на мансарды. Не в сам финский домик, а на мансарду, потому что на всех жилья не хватало. Я пока холостой был, в одной комнате с Толей Буровым жил. В городке с самого начала магазин был. Мы приехали в 53-м году – магазин уже работал. Магазин был на первой улице от пруда, от КПП метров 150. Я помню, даже водка у нас была. Вот помнишь, 50 градусов, такая синяя бутылка? Но я скажу – не увлекались. А когда я женился, мы жили в финском домике. Ну и вот мать ко мне приехала. Такой холод был! Дома-то у нас, в Сибири, тепло было, если что – печку подтопишь. Мать приехала, посмотрела: «Сынок, зачем я, говорит, тебя отпустила? Ты же как в тюрьме!». А тут как раз ещё события начались – тревоги! Приходишь домой обедать, только сядешь – завыла. Кусок хлеба в карман и пошёл. Тревога – значит всё, домой хрен пойдёшь».
Вспоминает Кайдан Зинаида Андреевна:
«Мы с Петром Потаповичем познакомились во время войны, когда служили в московской ПВО. Ну не сразу познакомились, потом. Я сама с Мордовии, село Старое Синдрово под Саранском. Мы прибыли под Москву в марте 1942 года, нас сразу 20 человек прибыло, девушек. Сначала нас повезли в Горький, мы там курсы какие-то прошли, с оружием научились обращаться. Я, например, прибыла уже подготовленным бойцом, потому что когда закончила десятилетку, я хотела поступать в авиационное училище. Лётчицей хотела стать, это была моя мечта. И поэтому военная подготовка у меня уже была. Наша батарея находилась под Щербинкой, на вооружении были 85-миллиметровые зенитные орудия. И ещё у нас был дивизион малокалиберных орудий, у нас 85-миллиметровые, а у них маленькие были. Он был самостоятельный, как бы был к нам придан, я забыла командира этого дивизиона. Я была на все руки мастер – и связистка, и химинструктор.
Я была в 20-й батарее, наш командир был Петров. А соседняя батарея, 19-я, была на Силикатной, не доезжая Подольска, и ей командовал Пётр Потапович Кайдан. Он с Петровым, нашим командиром, вроде дружил. Пётр Потапович с Украины, перед войной он поступил в институт в Одессе, на отделение радио. Но война всё переиначила.
Вот там мы с Петром Потаповичем и познакомились. Встречались с ним, позвоним – ну как, может в кинишко? Ну не всегда можно было, потому что если одной девушке дашь поблажку, то другая тоже в кино захочет. А поженились мы с ним после окончания войны. Как-то мой командир Петров отпустил меня в кинишко с Пётр Потапычем. Мы поехали с ним в Подольск, и кино там посмотрели, знаете, это когда на трубе Орлова танцует, «Цирк» называется. И вот он мне говорит – вот, и ты такая, наверное, будешь.
Вот это кино мы посмотрели, потом через неделю-две он позвонил Петрову и сказал – ты отпусти там мою дорогую. Ну не знаю, как он там говорил, уговаривал, это я так просто говорю. Что мы поедем в Подольск, прогуляемся. Ну, в общем, он мне предложение сделал, и мы поехали в Подольске расписались. Там ЗАГС этот был в подвале, комнатка маленькая, только стол стоял, и всё. Я в форме была – в кирзовых сапогах, в гимнастёрке, в юбке, в пилотке. И мы расписались.
После войны Петра Потаповича перевели в Вешняки, там полк формировался. Мы там жили на частной квартире, снимали квартиру. А потом уж в Рогачёво приехали. У нас уже двое детей было – сын и дочь. Сначала жили в финском домике с мансардой, рядом с колонкой, где воду качали. Домики стояли в два ряда, а между ними дорога проходила обычная, не асфальтированная. Если к колонке стоять, то наш домик был с правой стороны. Домик отапливался печкой, а мансарда не отапливалась. Утром Пётр Потапович растапливал печку, поджигал полешки, они разгорались, и он насыпал уголь. И вот печка раскалялась и грела нас целый день. А когда она раскалялась, то металлические листы расходились, и дым в комнату шёл.
Потом стали молодые офицеры приезжать, и для них недалеко от бани построили общежитие. И эти вот двухэтажные дома позже построили, когда мы приехали, их ещё не было. А когда их построили, мы переехали в трёхкомнатную квартиру на втором этаже».
Вспоминает подполковник Тягай Николай Павлович:
«До декабря 1952 года я, как работник сельского хозяйства, имел отсрочку. Потому что поднимали сельское хозяйство, а я был специалистом – агрономом. Поэтому меня не призывали в армию, мой год отслужил, уже вернулся, тогда же три года служили. А меня не брали, потому что бронь была, как работника сельского хозяйства. Потом в 52-м году, в декабре месяце, объявляют так называемый Сталинский набор, и нас всех с высшим и средним образованием взяли в армию. В декабре никогда не призывали, обычно в сентябре раз в год, на три года брали, призыв был в сентябре. А меня призвали в декабре месяце, 20-го декабря. Тогда служили три года, а нас взяли на два года только, людей с высшим и средним образованием. У меня среднее было, я агроном был, заканчивал техникум. Два года отслужил – и нас увольняли, присваивали звание «лейтенант».
Я попал в отдельный автобатальон, начальником автослужбы. А служил под Одессой, город Фрунзовка, Фрунзовский район под Одессой. Этот батальон перебрался с Венгрии под Одессу, в Фрунзовку. Ну я прослужил три месяца, сразу меня избрали секретарём комсомольской организации батальона, там отдельный батальон был. Дислокация была на новое место, там ничего не было устроено, поэтому меня командир вызвал и говорит – давай благоустраивай городок, деревья сажай, всё такое. Выделял мне людей, технику, и я занимался этим.
Начальник штаба у нас был майор Феер, немец, такой красавец, высокий, форма на нём так лежала. Ну, узнал, что я агрономом. Ну вот, говорит мне, уже не называл по фамилии, а говорит – Коль, знаешь, тяжело, зарплаты не хватает, посади мне огород. У меня жена москвичка, я сам тоже этим делом не занимался. Ну я ему посадил огород, всё такое, как положено. А потом пришла разнарядка, и он мне говорит – слушай, ты знаешь, всё же в войну погибало больше рядового состава, чем офицерского состава. А пришла разнарядка в ракетное училище. Только-только это дело начиналось, он даже сам не знал, что за училище, говорит – ты будешь командовать полковниками, потому что и так дальше. В общем, мне там наговорил всякого: «Езжай в училище, я очень хочу, чтобы ты поехал в училище, ты достоин этого». Ну и нас собралось шесть человек, я старший, и поехали мы в Горький, в Горьковское радиотехническое училище войск ПВО страны. Это было в апреле месяце 53-го. Поехали мы шесть человек, но нас осталось двое, остальные экзамены не сдали и вернулись назад в часть, а нас двое осталось – Попов и я, Тягай. Ну там год отучились, так закончил я Горьковское радиотехническое училище. По окончании в отпуск поехали на месяц, с училища. А я уже был женатый.
Закончили училище, и нас отправляют в Московский округ ПВО. Он дислоцировался в Москве, Интернациональная, 14, как сейчас помню. Ну приехали туда, нас спрашивают – кто женатый, кто холостой? Я говорю – женатый. И меня отправили в Долгопрудный, 10 корпус ПВО особого назначения. Приехали, тут тоже спрашивают – кто женатый, кто нет? Я говорю – я женатый, у меня уже и ребенок был, дочь была. И меня направили в Рогачёвский полк. В самом хорошем месте, понимаете – рядом автобус. Тогда Рогачёво был районный центр, Коммунистический район был. Короче говоря, всё это очень удачно было, жена работала. Потом уже, в 59-м уже, родилась вторая дочь. Дети в садик ходили. В общем, хорошо, очень удобный полк, рядом автобус, рядом районный центр. Удачно очень, поэтому нас так и распределяли, кто женатый. Мне сразу выделили две комнаты. Я приехал в 55-м году, в июне. Закончил училище в мае месяце, а в июне я уже приехал в Рогачёвский полк. Ну и начали осваивать технику. Очень много было настройщиков, так называли их – настройщики, которые доводили систему до хорошего состояния. Да, настройщиков всё время было много – и девушек, и мужчин, тут общежитие рядом. Ну мы вместе с ними учились».
Вспоминает подполковник Воскресенский Вадим Павлович:
«Я поступал в 52-м году в Горьковское училище. Тогда оно ещё не называлось «зенитно-ракетное», оно было Горьковское артиллерийское училище, и нас готовили на техников станции П-20. То есть нас не готовили на эту систему. Вот кто поступил за нами, на следующий год – их уже начали готовить на 25-ю систему, у них уже секретный отдел был. А мы заканчивали как радиотехники. И у нас был срочный выпуск в 55-м году, мы даже не доучились. У нас должны были начаться экзамены в мае месяце, а мы экзамены начали в марте или апреле. 1-го июня мы срочно закончили, и весь наш выпуск, весь наш курс – а это целый дивизион был, три батареи, каждая батарея по сотне человек, это порядка трёхсот человек, – нас посадили на поезд и отправили в Москву. До Москвы никто ничего не говорил. Привезли на станцию, как сейчас вспоминаю, вышли мы, выстроились там. Стоят автобусы, подходит офицер, начинает читать по фамилиям: такой, такой, такой – в этот автобус, такой, такой – в этот автобус. Вот нас троих назвали, посадили в автобус и повезли. И тут сопровождающие молчат! Куда везут и чего – никто нам не говорит, понимаете? Смотрим – из Москвы выезжаем. А я эту дорогу хорошо знал, потому что я из Кимр. Смотрю – так, везут вроде домой. Довезли до Дмитрова – а мне всё теплее и теплее становится, ближе к дому. Раз – повернули из Дмитрова. Вот эту дорогу на Рогачёво я тоже знал. Говорю – так, теперь в Клин повезут. Едем, едем, подъезжаем к Рогачёво, а нас в автобус посадили человек 7–8. Почему я сказал – троих, потому что в Рогачёво останавливаемся, и пять человек высаживают туда в часть. А там было голо всё, были только финские дома, и больше ничего. Ни одного деревца не было. Я посмотрел и думаю – ну не дай Бог сюда попасть! Такой неприглядный, невзрачный пейзаж! А нас троих дальше повезли. И вот нас привезли в Покровское. Заехали в лес, я лес люблю. Я такой довольный – по лесу ехали два километра, и часть вся в зелени, кругом такие заросли, лес. Я говорю – вот здорово как! А уже потом стремился попасть в Рогачёво – когда оценил ситуацию с транспортом и прочим.