— Вы не обижайтесь, — примирительно произнес я, переворачивая листок как положено. — Я что-то вроде врача, на меня нельзя обижаться. И ручку, если вас не затруднит.

— Свою надо иметь!

— В выходном фраке забыл.

Девушка только фыркнула, протянула мне свою авторучку и отвернулась, с вызовом сложив руки на груди.

— Так, поглядим, что у нас здесь, — я наскоро пробежал глазами текст, написанный довольно красивым почерком, затем вчитался внимательнее и взялся за исправления ошибок.

— Ну, что там? — нетерпеливо переспросил Фильчиков, нервно потеребив узел галстука.

— Не торопите меня, вы мне мешаете работать, — отшил я его, и тот шумно засопел. Минуты три во дворе Степанова дома висела тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы и квохтаньем приблудных кур.

— Ну же! — опять не вытерпел Фильчиков.

— В общем, могу заключить следующее, — оторвался я от листа. — Имеем двадцать четыре предложения, двести три слова. На все это приходится тридцать пунктуационных ошибок — в основном отсутствие запятых или неверное их употребление, пропущено три тире, нет точек с запятой, лишнее двоеточие и его отсутствие. Синтаксис — пятьдесят девять ошибок. С большим трудом могу натянуть троечку.

— Многовато ошибок, — дернул шеей представитель Минобра, потянув пальцем тугой ворот рубашки. Все-таки камень в его огород. — Как же вы, моя дорогая, работаете на телевидении? — он приблизился ко мне и вытянул у меня из пальцев листок. Пробежал глазами правленый мной текст. Нахмурился.

— А я не статью писала для журнала, а наметки на скорую руку к интервью, — огрызнулась девушка. — Это так, между прочим.

— Давайте не будем ссориться, — сказал я. — Дело вовсе не в ней. Боюсь, это общая беда. И мне почему-то кажется, если мы сейчас проведем простейший диктант среди присутствующих, то результат окажется ничем не лучше.

Сзади ко мне неслышно подошел Степан, легонько сжал мое плечо и наклонился к самому уху.

— Молодец, так держать!

— Думаю, в этом нет ни малейшей необходимости, — поспешно сказал Фильчиков. Он сложил лист бумаги пополам, потом еще раз и убрал его во внутренний карман. — Это для отчета, — пояснил он раскрывшей было губки репортерше. — Но я не совсем понял, почему вы вините в этом, — постучал он ладонью по левой части груди, где у него находился потайной карман, — систему образования? Отдельные личности — это еще не все человечество. Непрофессионализм, знаете ли, встречается даже в наше просвещенное время.

— Да как вы… — девушка сжала кулачки и начала наступать на представителя Минобра. Еще чуть-чуть, и она вцепилась бы ноготками в его пышные бакенбарды.

— Тихо-тихо, — преградил я ей дорогу, выставив руку. Обойдемся без оскорблений и рукоприкладства. А если у Министерства Образования имеются сомнения — их очень просто разрешить путем всеобщего диктанта.

— Кхм-м, — кашлянул Фильчиков в кулак. — Думаю, вы правы. Но зачем такие сложности, в самом деле? И что вы конкретно предлагаете?

— В заявлении все уже изложено! — заметил ему Степан. — И как мне кажется, нет смысла повторяться.

— Да, разумеется, — Фильчиков зачем-то ощупал карманы и рассеянно огляделся по сторонам. — В таком случае я думаю, на этом можно и закончить. Все материалы будут переданы на рассмотрение полномочной комиссии. Всего доброго, — откланялся он и заспешил к своему автомобилю.