— Горлышко? — я повнимательнее пригляделся к дрону и только сейчас понял, что мне казалось в нем странным. — Ох, прости! — я протянул руку и освободил объектив несчастного аппарата от отбитого бутылочного горлышка. — Чес-слово, я не нарочно.

— Спасибо! — дрон удовлетворенно повращал объективом. — Вроде все в норме.

— А разбил бутылку… это тоже я?

— Нет, я сам. На столб в темноте наткнулся. Знаете, это форменное издевательство над разумом, пусть и искусственным. Я понимаю, что вы его не жалуете, но это уже явный перебор.

— Это да, — промямлил я и пристыженно почесал затылок. — Нужно узнать, как там остальные.

За моей спиной пистолетным выстрелом хлопнула дверь.

— Живой!

Я вздрогнул и медленно обернулся.

В дверях, растопырив руки и упирая их в дверной проем, стоял встрепанный Степан. Рубаха расхлестана, помятое лицо в пчелиных укусах.

— Слава богу! А я как проснулся, так и вздернуло меня: как ты там?

— Нормально, — я поднялся со стула. Смотреть в глаза Степану было как-то неловко. — Ты как?

— Бывало и хуже.

— Да уж… А остальные?

— Остальные еще спят. Я ведь как очухался сегодня, так вспомнить никак не могу, ты с нами от реки шел или остался там. Уф-ф, обошлось.

Степан прошел к столу и тяжело опустился на стул.

— Дали мы вчера жару, — он помотал головой.

— Это да. Зато гостям твоим будет что вспомнить.

— Неудобно получилось. И самое противное, я никак вспомнить не могу, что делали, когда пришли домой. Ян с Асланом еще что-то пытались Матвею втолковать, будто им какой хитрый план новый явился.

— Кому-кому?

— Матвею. Наш рабочий интеллект. Боюсь, как бы эти двое чего не натворили.