Книги

1917: Да здравствует император!

22
18
20
22
24
26
28
30

Но выбора у меня другого просто не было. Ведь не от тяги к приключениям я вновь и вновь взбираюсь в салон этого чуда техники начала XX века. Вот честно, я бы с большим доверием летел на дирижабле, пусть даже наполненном водородом, чем на этой огромной этажерке! Мне, пилоту третьего тысячелетия, конструкция этого аппарата представлялась предельно примитивной и крайне ненадежной. И я вполне понимал и разделял запрет на полеты членов императорского дома, хотя сам и нарушал этот запрет в третий раз. Да и Сергея Михайловича подбил на полет в Москву.

Впрочем, сначала рвался со мной лететь и Николай, стремясь как можно быстрее попасть в Царское Село, но, во-первых, полученная телеграмма от Кирилла Владимировича несколько успокоила бывшего монарха, а во-вторых, Горшков наотрез отказался от лишнего пассажира, оперируя все теми же аргументами, как и в случае с Джонсоном.

Перед вылетом я получил телеграмму от Джонсона о положительных итогах переговоров с Милюковым и о том, что тот обязался надавить на Родзянко в плане прекращения борьбы. Мне пришлось идти на эту сделку с Милюковым и обещать ему должность премьера, хотя я и представлял себе, кто такой этот самый Милюков, как и то, что он постоянно согласовывает свои действия и заявления с послом Великобритании сэром Джорджем Уильямом Бьюкененом, но выбора у меня не было. И поручив переговоры с Милюковым именно Джонсону, я гарантировал себе плотное информирование британских «союзников» о моем намерении и далее вести войну «до победного конца». Таким образом я пытался дополнительно успокоить Британию и Францию относительно моего восшествия на престол.

Я не мог допустить затягивания конфликта и погружения страны в чехарду присяг и переприсяг, гарантированно ведущих ее к гражданской войне. А единственным вариантом избежать этого является ситуация, когда Государственная дума и всякие там Временные комитеты Госдумы с разными Временными правительствами принесут присягу и признают меня законным императором. Тогда и исчезнет выбор между мной и Госдумой.

Конечно, Петросовет от этого никуда не денется и не станет меня признавать государем, но их влияние на события пока ограничено, и, насколько я мог судить по сведениям из Петрограда, ситуация с общественным мнением на улицах сейчас ощутимо отличается от той, какая была в это время в известной мне истории. Этот чудесный слух о чуме, явление ВЧК на политическую сцену, а затем и быстрая смена царя благотворно повлияли на развитие событий, и сейчас столица хоть и находится в хаосе, но это скорее анархический хаос, чем революционный.

В этом плане меня очень радовала своевременная гибель Керенского, который мог повлиять на события вообще и на разговор Милюкова с Родзянко в частности. Революция лишилась одного из главных возмутителей спокойствия, что открывало дополнительные возможности для меня. В общем, Керенского больше нет, а появления в России Ленина с Троцким я уж как-нибудь не допущу.

А потому думать нужно о будущем, о моих действиях по прибытии в Гатчину, куда мы решили садиться как для дозаправки, так и для того, чтобы узнать новости из столицы, да и вообще сориентироваться в происходящем в стране. А уж потом можно и перелететь в сам Петроград, благо команду Кутепову взять под контроль летное поле и подготовиться к прибытию аэроплана с царем-батюшкой я дал.

Кстати, Горшков настоял еще на одной промежуточной посадке в Витебске. Как по мне, эти шесть десятков километров подскока ничего не решали в плане безопасности, но Георгий настаивал на дозаправке и осмотре машины. Конечно, лучше было бы сесть где-нибудь в Великом Новгороде, но, не зная ситуации там, я опасался возможных неприятностей (все-таки это уже непосредственная близость к бушующему Петрограду), а про посадку в Пскове говорить пока и не приходилось.

И не потому, что там был генерал Рузский. Он-то как раз сидел в кутузке вместе с генералом Даниловым, взятый под арест резко прозревшим генералом Лукирским, который был генералом-квартирмейстером Северного фронта и, видимо, на этой почве сговорился с Лукомским. Вопрос был в том, что мероприятия по выявлению и ликвидации мятежа шли в Пскове полным ходом, и мне не очень улыбалось прибытие туда во время активного противостояния.

В любом случае теперь я мог рассчитывать на быструю переброску в Петроград частей Северного фронта, что давало возможность начать насыщать столицу войсками уже с 1 марта. Кутепов докладывает о полной деморализации революционной части петроградского гарнизона и прогнозирует отсутствие реального сопротивления вступающим в город частям. Хотя если с Милюковым и Родзянко удастся договориться, то прибытие войск уже будет не таким критическим для восстановления порядка.

Я вздохнул, глядя в иллюминатор. Не могу я сейчас разогнать и перестрелять всю это сволочь, хотя и очень хочется. Ничего, политика, как известно, это искусство возможного и продукт компромиссов. Сначала нужно укрепить власть и увереннее усесться на троне, а затем потихоньку найдет награда каждого. Уж я не забуду ничего и никому. Ни хорошего не забуду, ни плохого. Равно как и не забуду роль каждого в известной мне истории, пусть даже в этой реальности у человека не будет возможности нагадить. Я буду всегда помнить о том, что у него просто не было такой возможности, но он это сделал и сделает в будущем, если такая возможность у него появится.

Кстати, я перед вылетом распорядился Лукомскому вызвать в Петроград ряд генералов и офицеров, о заслугах и качествах которых я знал из известной мне истории. Как говорится, нечего добру пропадать, нужно использовать способности каждого. Кто-то получит повышение и отправится на фронт, кто-то получит приказ начать формирование новых частей или переформирование существующих.

Не следует забывать о том, что идет война, и будет идти она минимум год, хотя Германия не получит в этой истории ни украинского хлеба, ни передышки на Восточном фронте. Так что с нашими заклятыми союзниками по Антанте мы их додавим.

А пока нужно прибыть в Петроград и ликвидировать смуту в империи. Вопросы будем решать по мере их поступления.

Гатчина. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Встречал меня на аэродроме генерал Кованько, и мне сразу бросилась в глаза его крайняя обеспокоенность.

– Здравия желаю, ваше императорское величество, – козырнул он.

Я козырнул в ответ и спросил с беспокойством:

– Здравствуйте. Что случилось, Александр Матвеевич?

Тот явно не знал, как мне сказать какую-то большую неприятность.