– Ваше императорское величество, – наконец решился старик. – Ваша семья захвачена.
– И наши требования просты – отречение нового царя и передача власти в пользу народа!
Кирпичников, прокричав это, сплюнул и отошел от окна в глубь залы. В углу нижней тронной залы Павла I сидели бледные жена и сын нового императора, и Тимофей считал себя хозяином положения. Он покажет всем этим перебежчикам и предателям дела революции, как нужно делать дела.
Все эти мерзавцы, все эти политиканы опять продались тиранам, заговорили, заболтали революцию, вместо настоящего дела занимаясь митингами и заседаниями. Вместо того чтобы расстреливать всех кровопийц, этих надменных аристократов, жирных купцов и ненавистных Кирпичникову офицеров, вся эта шайка-лейка делила портфели и заседала, заседала, заседала без конца. Все эти говоруны ни на что не способны. В этом Тимофей убедился окончательно.
Однако его попытка примкнуть к Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов также не принесла ожидаемого удовлетворения, поскольку, как он убедился, «работа» Петросовета отличалась от «работы» депутатов Госдумы лишь большим количеством народу, значительно большим количеством шума и выступающих и значительно меньшим количеством порядка. Но понаблюдав за происходящим, Тимофей понял, что Петросовет вовсе не стремится прийти к власти, стараясь сделать так, чтобы власть взял Временный комитет Госдумы, с тем чтобы продолжать лишь критиковать и расшатывать положение, но ни в коем случае не желая брать на себя ответственность за решительные действия.
Приняв участие в двух эксах и одном расстреле буржуев, Кирпичников вдруг получил выговор от руководства Петросовета, которое запретило экспроприировать и расстреливать лишь на основании классового чутья и веры в светлое будущее. С такими «товарищами» Кирпичникову было явно не по пути. Не так он себе представлял революцию, стреляя вчера в спину штабс-капитану Лашкевичу, не так!
Тимофей сплюнул на подножие трона.
Только активные действия, только напор, только террор могут заставить царизм отступить. Только нож у горла, а не спор, в котором иезуитские умы сатрапов царя имеют все преимущества. Только пролетарский булыжник может заставить заткнуться всех этих говорунов. Всех говорунов, под какие бы флаги они ни рядились.
Нельзя ждать, пока самозваные вожди революции продадут завоевания народа приспешникам царя. Нужно действовать. Действовать самим и действовать со всей решительностью, невзирая на чьи-то мнения или на придуманную угнетателями мораль. Полное и поголовное уничтожение всех угнетателей – вот настоящая мораль революции!
Поэтому действовать, действовать и действовать!
То, что получилось у его товарищей в Царском Селе, которые добились отречения Николая Второго, захватив августейшую семью, Кирпичников собирался повторить здесь, в Гатчине, с семьей уже нового императора. И пусть графиня Брасова лишь графиня, а отнюдь не императрица, а сын императора никак не цесаревич, но Тимофей был абсолютно уверен в успехе – разве они не жена и не сын новому царю? Получится у них, непременно получится. Вот только, в отличие от товарищей в Царском Селе, он никого живым отпускать не планировал. В идеале нужно выманить сюда Михаила и расстрелять его вместе с семьей. Прямо здесь, у трона.
Михаила Второго он ненавидел, пожалуй, даже больше, чем всех предателей дела революции, вместе взятых. Ведь, по мнению Кирпичникова, именно новый император своими обещаниями подло обманул народ, который вдруг решил в массе своей прекратить борьбу за счастье трудового народа, за их собственное счастье! Опять проклятый царизм обманом будет пить кровь из трудящихся, опять эти ненавистные прожигатели жизни будут жить в роскоши, в то время, когда народ голодает, опять новый Романов усядется на русский трон и будет царствовать, царствовать, царствовать…
– Ненавижу, – прошептал Кирпичников, – всех вас ненавижу…
И он хотел получить известие об отречении Михаила, сидя на троне кровопийцы-царя Павла Петровича, который и построил этот дворец на награбленные у простого народа деньги. Это будет символично – он, простой солдат революции, получает от униженных и раздавленных сатрапов известие о полной капитуляции царизма, попирая царский трон! Именно для этого символического жеста он и настоял на том, чтобы перейти с заложниками из их жилых комнат в центральную часть дворца, в саму тронную залу. Первый солдат революции сидя на троне принимает отречение императора и расстреливает у подножия трона всю семью последнего русского царя вместе с ним – именно такое великое действие положит начало строительству нового справедливого мира!
Но, к сожалению, не все его боевые товарищи настолько твердо прониклись идеями настоящей народной революции. Гнусные ростки сомнений и контрреволюции поселились в их сердцах еще в Петрограде, и Тимофею стоило больших трудов уговорить их вместо захвата вокзала Гатчины, куда они и были направлены, захватить Гатчинский дворец. Его товарищи не соглашались, мотивируя это тем, что нет никакого смысла погибать за морганатическую семью одного из великих князей, который не находится при власти и никаких решений не принимает. Однако после сообщений об успехе товарищей в Царском Селе и о том, что Михаил теперь новый царь, Кирпичников смог убедить товарищей провести акцию.
И вот, блестяще проведенный захват и ожидаемый триумф народной революции теперь под угрозой. Нет, Тимофей не верил в то, что сатрапы царизма отдадут приказ на штурм, но его беспокоил настрой подельников. Он видел, как колеблются его соратники. Они явно не были уверены в правильности своих действий, и их душевное смятение явно росло. Его товарищи явно предпочли бы проводить экспроприации и расстрелы всякой сволочи где-нибудь в более безопасном и менее охраняемом месте.
– Ох, подвел ты нас под монастырь. Ох, подвел! – Пажетных уже привычно причитал и косился на Кирпичникова. – И как мы уйдем отсюда теперь?
Тот брезгливо окинул взглядом Пажетных и сплюнул.
– Мы отсюда выйдем героями. Он вынужден будет отречься, а вся эта публика, – Тимофей указал на оцепившие дворец войска, – не тронут нас после этого. Мы их своей волей и своей решимостью просто раздавим. Да и вообще – дворец огромен, комнат в нем – тыщи, да и парк вокруг, все оцепить у них не получится. Нет у них столько войск. Где-нибудь найдем щель. Или прикинемся ранеными, тут же госпиталь великий князюшка устроил, кость народу, кровь на фронтах проливающему, решил бросить, добреньким казаться! Ничего, прольем мы еще и их кровушку, ох прольем…