Володя встал, отодвинул стул и прошел к окну.

— Сядь. Выпей холодного лимонада.

— Я не смею.

Гусев подошел к Девике и посмотрел ей в глаза.

— Я люблю другую женщину.

— Французскую аристократку.

— Ты тоже меня не любишь.

— Вы самый достойный человек из всех, кого я знаю.

Володя горько рассмеялся.

— Самый достойный человек разрушил твой город. Ты тоже могла умереть.

— Я знаю. Я послала служанку за вином, а сама подслушивала из соседней комнаты.

— Бля, ты могла потом меня отравить. От злости. Ненависти.

— Сир. Вы были угнетены военной неудачей. Считали себя виноватым в катастрофе. На следующий день вы уже были самим собой.

— Тебе сколько лет?

— Восемнадцать, мой повелитель.

— Это был риторический вопрос. Не хочешь к Клячкину — оставайся, — Гусев почесал голову, — Тебе и Индире нужно учиться. Подумай, что вам нужно, я выпишу вам преподавателей.

— Я сделаю всё, что вы скажете, сир, — Девика излучала волны восторга и обожания.

«Принцесса, но как её «воспитала» жизнь! Я — безжалостный и старый урод предпочтительней влюбленного Сереги. Неизвестность может быть ужасной. Она не ждет от жизни подарков», — подумал Гусев.

Атаман попросил о встрече неожиданно, когда Гусев считал, что все вопросы подготовки уже решены. Флегонт Силыч долго расхваливал новые боеприпасы, пулеметы, бомбы и торпеды, а потом неожиданно остановился на морских минах и минном заградителе.

— Я смотрел вчера расходы, которые отнесены к общим, на всю ЧВК, и не хочу их принимать, — твердо посмотрел в глаза Гусеву атаман.