— Я русский, и я не признаю. Подумай, зачем Суворову разувать твоих французов? Что за дикая выдумка? Никогда о ней не слышал, — Гусев буквально рычал.

— Не хотел слышать, — лицо француженки исказила злоба, — Твой Суворов обычный наемник. Русские солдаты умирали за австрийского императора, а деньги получал твой царь.

Гусев надолго задумался, успокоился и сказал:

— Это политика. Сейчас царь берет деньги у Франции. Когда будет война и Россия, он пришлет свои дивизии защищать Францию. Ты также будешь возмущаться?

Баронесса смутилась и замолчала.

— Ты на чьей стороне? — устало спросил Гусев.

— На стороне Франции. Но я люблю тебя. Только не надо выдумывать, что русские полны благородства. Ваша ненависть к свободе, равенству, братству — это азиатская дикость.

— Генерал Гусев — мистер абсолютное зло??? Республика Гавайи — дикари и пираты?

— Нет. Ты добрый, далеко внутри. Это не всем видно. Пообещай мне пожалеть женщин и детей.

— Я всегда стараюсь сократить потери со стороны мирных людей. Но что делать, когда толпа с камнями и палками бросается на взвод казаков? Стоит промедлить — и их затопчут на месте. Самое главное — с моей ногой все войны в прошлом, — грустно и безнадежно произнес Гусев.

— Твой Суворов воевал! В Альпах старика носили на паланкине. Тебя тоже могут, — попыталась подлизаться француженка.

— Он гений, герой, фельдмаршал, а я капитан, которого никак не могут убить враги, — убито прошептал Володя.

Любовники замолчали, и казалось, что накал страстей спал. Взгляды баронессы кардинально разнились со взглядами Гусева. Казалось, что только безумный секс сметал все стены различия двух культур. Но это было не так. Когда Володя смотрел на француженку, её магнетизм заставлял его забыть обо всем на свете. Баронесса, в свою очередь, забывала о приличиях, о семье, об ужасном облике Гусева, об его возрасте.

Суданская делегация покинула Марсель на две недели, британцы остались на месте. Американцы никуда не поехали, и Стивенс каждый день подолгу гостил у Гусева, Джон приходил по-дружески, без приглашения, не забывая принести букетик цветов для прекрасной баронессы. Француженка каждый раз оставляла его на обед, первые два дня Стивенс так и не смог выведать у неё результат разговора с Гусевым. Сам Володя этой темы не касался. На третий день Стивенс уговорил Гусева сыграть партию в шахматы, и Володя сам коснулся неприятной темы.

— На твой взгляд, Джон, что выгоднее твоему новому шефу, Джону Шерману. То, что я эвакуирую казаков с Занзибара, и германцы отдадут его бриттам? Или я удерживаю Занзибар, да к тому же восстанавливаю Великий Оманский султанат в старых границах? — Гусев применил за белых английское начало.

— Не думал, что ты любитель «скучных» позиций, — не стал сразу отвечать на вопрос Стивенс, предпочитая как бы комментировать шахматы.

— В этом дебюте важно понимание позиции и искусство маневрирования, — поддержал иносказания Гусев.

— То-то и оно! После того нашего разговора весной о непомерных амбициях султана Занзибара, я затронул эту тему с госсекретарем. Его только что назначили, и он сам искал рычаги давления на британского льва. Джон Шерман ничего не слышал о Великом Оманском султанате. Я рассказал ему о невероятных аппетитах Халид ибн Баргаша. Госсекретаря насторожило, что в султанат входили земли, который сейчас принадлежат Франции, Португалии, Германии, Британии, Италии, Персии, Османской империи и Неджд. Он высказал мне два замечания. Во-первых, султан должен «убедить» Британию самостоятельно, без малейшей поддержки США!

— От Шермана потребуется лишь нейтралитет, то есть гарантия безопасности вкладов Бузова!!!

— Во-вторых, Германия не должна расширить свое влияние.