Партия Романовых получила серьезное подкрепление, в пользу Михаила высказался влиятельный боярин Василий Петрович Морозов, руководствовавшийся, вероятно, не столько симпатиями к Романовым, сколько неприятием Трубецкого. За Морозовым последовали рязанский архиепископ Феодорит и архимандрит Иосиф из Новоспасского монастыря, крупнейшими спонсорами которого издавна выступали Романовы.

Скоординированное наступление сторонников Михаила поначалу успеха не имело. Многие из земских руководителей продолжали возражать против его кандидатуры, указывая на молодость, неопытность, на его отсутствие в столице. Трубецкой и бояре предлагали отложить рассмотрение вопроса до возвращения претендента в Москву.

Но изрядно уставшим участникам Собора, да и московскому народу бесконечные проволочки стали надоедать. Авраамий Палицын и другие активисты романовской партии решили сыграть на этом нетерпении, предложив Земскому собору вынести обсуждение за стены дворца и выяснить мнение народа о кандидатуре Михаила. Растерявшийся Трубецкой не смог этому помешать.

У Соловьева читаем: «Тогда рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын, новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов взошли на Лобное место и спросили у народа, наполнявшего Красную площадь, кого они хотят в цари? „Михаила Федоровича Романова“, — был ответ». С Лобного места выступал боярин Морозов, который, рассказав о многочисленных достоинствах Михаила Романова, закончил свою речь вопросом, достоин ли Михаил царства? Шум толпы был воспринят очевидцами как всеобщее одобрение.

На земское правительство этот своеобразный плебисцит сильного впечатления не произвел. По настоянию Трубецкого и других воевод Собор принял решение отложить избрание на две недели, чтобы в Москву могли вернуться глава Боярской думы Мстиславский и другие лидеры Семибоярщины. Трубецкой надеялся их авторитетом задавить кандидатуру Романова. Сторонники Михаила не возражали против возвращения, надеясь, что старшие бояре помогут подорвать авторитет Трубецкого.

Собор возобновил работу 21 февраля в полном составе. По официальной версии собравшиеся в едином порыве назвали царем Михаила Романова. Даже Соловьев писал: «21 февраля, в неделю православия, т. е. в первое воскресенье Великого поста, был последний собор: каждый чин подал письменное мнение, и все эти мнения найдены сходными, все чины указывали на одного человека — Михаила Федоровича Романова».

Иностранные, да и некоторые российские свидетели и информаторы рисовали иную картину. Шведская разведка доносила из Москвы, что поддерживавшим Романова казакам пришлось осадить дворы Трубецкого и Пожарского, чтобы нейтрализовать их оппозицию. Новгородские власти утверждали, что казаки осуществили выборы своим «воровством», вопреки мнению бояр, дворян, лучших посадских людей. Литовский канцлер Лев Сапега бросит в лицо пленному Филарету:

— Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки-донцы.

И официальная, и альтернативные версии не совсем точно отражали реальность. Восстановить картину решающих событий на Соборе немного помогают свидетельства его участников — стольника Ивана Чепчугова и еще двух дворян, которые в 1614 году попали в шведский плен. Их допрашивали по отдельности, и их показания совпадали.

Итак, когда Мстиславский и старшие бояре вернулись, то вновь попытались повернуть Собор к вопросу об избрании иностранного принца. Как и ожидал Трубецкой, они и слышать не хотели о передаче короны незнатному с их точки зрения Мишке Романову, а аргументы насчет его родства с одной из многих жен Ивана Грозного вызывали у них презрительные усмешки.

Естественно, сторонники Романова постарались как можно скорее донести информацию о позиции старших бояр до народа. Казаки и московская чернь хлынули в Кремль и набросились на бояр:

— Вы не выбираете в государи из русских господ, потому что хотите сами править и одни пользоваться доходами страны, и, как случалось раньше, снова отдадите государство под власть чужеземца!

Особенно настойчивы и убедительны были казаки:

— Мы выдержали осаду Москвы и освободили ее, а теперь должны терпеть нужду и совершенно погибать, мы хотим немедленно присягнуть царю, чтобы знать, кому мы служим и кто должен вознаграждать нас за службу.

Трубецкой и Мстиславский выступали против Михаила в один голос. Убедить народ в нежелательности его избрания было поручено боярину Ивану Романову, который поменял первоначальную ориентацию, считая, что у него самого ничуть не меньше прав на трон, чем у его племянника. Он предстал перед толпой, посетовал на «некоторые затруднения», связанные с молодостью претендента и его отсутствием, и просил «отложить решение вопроса до его прибытия, чтобы можно было еще лучше подумать над этим».

Народ объяснение не принял, и бояре поняли, что могут не удержать ситуацию под контролем. Теперь сторонники Михаила Романова окончательно взяли инициативу в свои руки и настояли на голосовании Земского собора. Мы не знаем, сколько рук поднялось против, но, полагаю, что очень мало. Исход голосования был уже предрешен, и вряд ли на той стадии было много желавших голосовать против будущего самодержца.

Михаил Романов был избран на российский престол.

Приказные на бегу написали крестоцеловальную грамоту. Члены Думы и участники Собора тут же ее утвердили и взяли на себя обязательство верно служить Михаилу, его царице, которой он еще, правда, не обзавелся, и будущим детям. И для верности «вслед за избранием, не выходя из церкви, все выборные дали присягу по записи, чтобы мимо царя Михаила Федоровича никого не искать и не хотеть».

Ну а что же Пожарский, Минин, ополчение? «Дворяне и казаки составляли главную силу на соборе, и выбор, следовательно, по их голосам был решен окончательно, — замечал Забелин. — И видимо, что это решение прошло через руки Пожарского уже по той причине, что на соборе он необходимо занимал самое видное место как главный воевода Нижегородского ополчения».

Не исключено, что Забелин ошибался. Не так давно историки Дмитрий Владимирович Лисейцев и Андрей Павлович Павлов обнаружили 4 официальные грамоты из московских приказов за подписью Трубецкого и Пожарского, вышедшие уже после избрания Михаила Романова на царство. Из них можно сделать вывод, что руководители ополчения не признавали законность его избрания в течение как минимум одной недели.