. На солнце

Место действия – Сан—Франциско / Время – 1883 год

– И так вы думаете, доктор, что комета, о которой только что сообщили из Южной Америки, такая же, как прошлогодняя комета – я имею в виду ту, которую первым обнаружил Крулс в Рио-Жанейро, и которая впоследствии была так хорошо видна нам здесь в течение всего октября?

– Судя по заявлению в газетах относительно её общего вида и курса, которым она движется, я не вижу, к какому другому выводу мы можем прийти. Она приближается к солнцу с той же стороны, что и прошлогодняя комета; она похожа на нее по внешнему виду, скорость ее движения такая же, если не больше – все это очень веские аргументы в пользу идентичности.

– Но, тогда, как вы объясняете столь быстрое возвращение? Сейчас только конец августа, и, по расчетам, прошлогодняя комета прошла свой перигелий примерно восемнадцатого сентября – едва ли год назад. Даже кометы Энке и Биэлы, которые, так сказать, являются обитателями нашей солнечной системы, имеют более длительные периоды.

– Я объясняю это просто гипотезой, что эта комета проходит так близко к Солнцу, что ее движение замедляется, и, следовательно, ее курс меняется после каждого такого приближения. Я полагаю, вместе с мистером Проктором и профессором Боссом, что это комета 1843 и 1880 годов, что она движется по последовательности эксцентричных спиралей, кривизна которых сократила ее периоды обращения, возможно, со многих сотен лет до – при ее последнем зарегистрированном возвращении – тридцати семи лет, затем до двух с дробью, а теперь до менее одного, и что его конечная цель – падение на солнце.

– Это, конечно, поразительно, если предположить, что ваша гипотеза верна; и если такая авария произойдет, какой результат вы ожидаете?

– Это требует некоторого рассмотрения. Возьмите еще одну сигару, и мы займемся этим вопросом.

Вышеупомянутый разговор происходил в комнате моего друга доктора Аркрайта на Маркет-стрит, время было около одиннадцати часов вечера, дата – двадцать седьмое августа, вопросы задавал я, а ответы давал доктор. Я могу добавить, что доктор был химиком с немалыми познаниями и проявлял большой интерес ко всем научным дискуссиям и экспериментам.

– Эффект столкновения кометы с солнцем, – заметил доктор, закуривая сигару, – будет зависеть от многих условий. Это будет зависеть в первую очередь от массы, импульса и скорости кометы, а также от ее состава. Позвольте мне еще раз просмотреть этот абзац. Ах, вот он! – и доктор продолжил читать по бумаге:

"РИО-ЖАНЕЙРО, 18 августа. – Комета снова была видна вчера вечером, до и после захода солнца, примерно в тридцати градусах от солнца. Мистер Крулс объявляет, что она идентична комете прошлого года. Оно приближается к солнцу со скоростью два с половиной градуса в день. Радиант в полдень, вчера, 178 градусов, 24 минуты; декабрь. 83 градуса, 40 минут, северной широты."

– Теперь это, – продолжал он, – точно соответствует положению и движению прошлогодней кометы. Она появилась из точки, расположенной почти прямо к югу от солнца, следовательно, была невидима для северного полушария до перигелия.

– Прошу прощения, – перебил я, – но вы помните, что газетные прогнозы относительно прошлогодней кометы сводились к тому, что она быстро станет невидимой для нас здесь, в то время как она продолжала украшать утреннее небо в течение нескольких недель, пока не исчезла вдали.

– Это было потому, что природа его орбиты не была четко понята. Плоскость орбиты кометы пересекала плоскость орбиты Земли почти под прямым углом, но главная ось или общее направление этой орбиты в пространстве также была наклонена примерно на пятьдесят градусов к нашей плоскости; и так получилось, что в то время как приближение кометы происходило из точки, несколько к востоку от юга, ее обратный путь в космос проходил по линии примерно в двадцати градусах к югу от запада, которая проходила почти вдоль линии небесного экватора; следовательно, прошлогодняя комета был видна ранним утром не только нам, но и каждому жителю земли между шестидесятой северной параллелью и южным полюсом, пока огромное расстояние не заставило её исчезнуть. Но, как я собирался сказать, когда вы прервали меня, если расстояние от кометы до солнца составляло всего тридцать градусов при наблюдении в Рио-Жанейро девять дней назад, а ее скорость составляла тогда два с половиной градуса в день, она не может быть далеко от перигелия сейчас, тем более, что ее скорость увеличивается по мере приближения к солнцу.

– Предположим, на этот раз она ударит в солнце, – сказал я. – Какие последствия вы бы предсказали?

– Твердый шар, – ответил доктор, – размером с нашу Землю, если он упадет на Солнце с импульсом, возникающим в результате прямого притяжения из его нынешнего положения в пространстве, выделит достаточно тепла, чтобы поддерживать солнечное пламя на существующем уровне, без дополнительной подачи, в течение примерно девяноста лет. Этот расчет не требует больших научных или математических знаний, а, напротив, настолько же прост, насколько и надежен, потому что у нас есть положительные данные о массе и импульсе нашей планеты. Но с кометой дело обстоит иначе. Мы не знаем, из каких элементов состоит её ядро. Это правда, что мы знаем значение её импульса, но что это говорит нам, если мы не знаем её плотности или массы? Импульс в четыреста миль в секунду – расчетная скорость нынешней кометы в перигелии – несомненно, вызвал бы сильное горение, если бы комета была весомым телом. С другой стороны, большие тела, состоящие из жидкого вещества с высокой степенью испарения, могут столкнуться с солнцем без заметного эффекта.

– Есть ли у нас какие-либо данные, на которые можно опереться в этом вопросе? – спросил я.

– Что касается нашего собственного солнца, – ответил доктор, – мы этого не делали; но в случае с другими солнцами произошло несколько наводящих на размышления обстоятельств, которые заставляют нас сделать вывод, что нечто подобное может произойти с нашим собственным. Несколько лет назад наблюдалось, как звезда в созвездии Лебедя внезапно вспыхнула с необычайной яркостью, ее блеск увеличился от блеска звезды шестой величины, но слабо различимой невооруженным глазом, до блеска звезды первой величины. Этот блеск сохранялся в течение нескольких дней, после чего он восстановил свое первоначальное состояние. Теперь справедливо предположить, что это значительное увеличение света могло быть вызвано падением какого-то большого твердого тела – планеты, кометы или, возможно, другого солнца – на наблюдаемое солнце; и, поскольку свет и тепло теперь понимаются как просто разные способы или выражения при том же качестве движения справедливо далее сделать вывод, что приращение тепла соответствовало приращению света.

– Как вы тогда думаете, каково было бы естественное воздействие на нас здесь, на этой планете, какой-нибудь катастрофы, подобной той, которую вы только что вообразили, если она произойдет с нашим собственным солнцем! – спросил я.

– Свет и тепло нашего светила могут быть увеличены в сто или в тысячу раз, в зависимости от характера столкновения. Можно представить себе настолько сильное горение, что все наши океаны испарятся за одну короткую минуту или даже испарят твердую материю нашей планеты за меньшее время, подобно шарику ртути в камере с горячим воздухом. "Большой" и "маленький" – не абсолютные, а относительные термины в словаре Природы, оба одинаково подчиняются ее законам, – назидательно заметил доктор.