-Может, и нет. – Ответил старик. – Так-то он малой, а кто он ещё? Но делов наделал, как нихера не малой. Ладно, погоняла не наколка, сменить не проблема. Сдавай что ли…

Остального он уже не слышал – эти пятеро, почему-то, не вышедшие на работу, продолжали игру, иногда говорили ровными спокойными голосами, но про него, они, кажется, уже забыли.

Лёха, сегодня получивший погонялу, которую, в общем-то, уже и прежде имел, двинулся по коридору, пытаясь понять какие койки свободны, а какие уже заняты. Малой…, так его иногда уже называли. Но что бы это стало, своего рода, вторым именем? Он как-то не думал об этом раньше, а теперь возникло странное ощущение, что это «имя» с ним надолго, может навсегда.

Навсегда.

В душе полыхнула боль, её сменил ужас, за ним пришла щемящая тоска. Он остановился, оперевшись рукой на раму кровати. Кажется, он только сейчас понял, что же именно с ним случилось. Ему столько лет прописали, что когда он выйдет, то будет дряхлым стариком. Если вообще выйдет. Хотя, судя по тому, что он увидел, зона уже не так уж и страшна, как в исторических фильмах. От голода, холода и страшных физических нагрузок, умереть ему не грозит. Как минимум, ближайшие лет пятнадцать…, пятнадцать лет. Это лишь часть срока, на который всё вокруг, станет его домом. Господи, как это пережить???

Перед глазами поплыли разноцветные пятна, ему стало плохо. Как во сне, добрёл до середины барака, автоматически отметил, что часть коек, заправлена одинаковыми одеялами. Другая, сверкает ещё относительно новой пружинной сеткой и скатками матрасов, на ней. Одну из таких он и занял, развернул скатку, внутри оказались простыня, одеяло. Подушек, почему-то, нигде не было. Может, не полагались по распорядку, кто их там знает…

Он сидел на кровати и очень долго смотрел в одну точку. Пока мимо не прошёл Худой. Он открыл дверь с буквой «М», зашёл, спустя пару минут послышался звук слива унитаза, Худой вышел, на ходу отряхнув мокрые руки. Почему-то, остановился возле него.

-Слышь, Малой, не гасись так жёстко. – Сказал он. – Честно скажу, ты мне не нравишься, мутный ты какой-то. Но если гаситься за тему свою так жёстко будешь, свихнёшься ты. А то и мы сами тебя на перо посадим – с твоей рожи в натуре повеситься охота.

-Я постараюсь, я… - Он замолчал, опустив взгляд. Как-то стало всё равно.

-Всё-таки прав Корень, Малой тебе в самый раз, сопливый ты ещё. Отвечаю, шёл бы ты по малолетке, задавили бы тебя в первую неделю. Не гасись короче. Ищи чем себя занять, улыбайся чаще – без смеха тут быстро чердак протекает. А с дуриком в одной хате чалиться, никто не захочет. Заточкой пырнут по ночи и хана тебе. Так что думай Малой.

Он кивнул, да с таким лицом, что Худой помрачнел совсем и, махнув рукой, вернулся к своим товарищам по игре. Собирался – когда уже сделал первый шаг, Малой окликнул его.

-Худой, можно вопрос?

-Базарь. – Поморщившись, ответил Худой.

-Что значат буквы там? Это же туалетные комнаты?

-Туале…, чё? Параша там. – Проворчал Худой, и с улыбкой добавил. – Не вздумай зайти в тот, что с буквой «П». Для петухов он и сексу ради. Сечёшь? Зайдёшь туда поссать, на зашквар попадёшь, ну, так, не по полной, конечно, но на резинки упадёшь конкретно.

Худой ушёл обратно, играть в карты, Лёха же стал смотреть на двери туалетов. Как-то сама собой на губах появилась улыбка. Только сейчас он обратил внимание, что буквы самодельные, сделаны вкривь и вкось, из необработанной древесины, к дверям прибиты неровно, словно спьяну.

Местный юмор…, юмор довольно злой, но ему вдруг полегчало. Не сильно, но всё же. Он начал понимать, о чём говорил Худой.

Вечером, в барак принесли еду, три охранника, с подносами и кастрюлями – еду принесли для Корня и компании. Лёхе пришлось давиться слюной, но он не был против – голодные мысли, как-то быстро вытеснили апатию и ужас от сознания того, что он здесь на многие и многие годы. Так было проще смириться с ситуацией, отодвинуть тяжкие думы на задний план. Вот так и становятся блин извращенцами – учатся находить удовольствие в странных вещах, чтобы не думать постоянно о том, с чего и вовсе вздёрнуться охота…

Спустя примерно час, в барак вернулись его обитатели. Усталые, пахшие потом люди, в тех же робах что и у всех. На него не обращали внимания. В основном люди сразу ложились и засыпали. Некоторые, что покрепче, затевали тихие разговоры, кто-то начал игру в карты, в общем, вечер прошёл смазанным, не запоминающимся. Разве что непонятный инцидент, перед тем как он сам лёг и уснул. В том конце барака, где находилась дверь, раздались звуки спора на повышенных тонах. Он обернулся, но ничего не разглядел за спинами людей. Там собралась маленькая толпа, а подходить и глазеть, ему не хотелось. Из разговоров там, он смог только одно слово разобрать «крысит», громко сказал кто-то, и снова речь людей превратилась в монотонный гул. Спустя минут двадцать, толпа расступилась, мимо прошли трое – Худой, один из незнакомых ему людей и ещё один, коего они тащили под локти. Тот третий, был бледен, глаза громадные от ужаса. Они зашли в туалет с буквой «П». Вскоре из-за двери донеслись странные звуки, принадлежность коих, Лёха не совсем понимал. Спустя какое-то время, Худой и другой человек, вышли оттуда, чем-то очень довольные. Третий вышел спустя минут десять, помятый, волосы всклокочены, на щеках слёзы, глаза красные. Он, молча, добрался до кровати в середине барака, скатал матрас, собрал что-то из тумбочки и перебрался на койку, ближе к туалету. К нему тут же подсел какой-то миловидный паренёк, с усталыми, апатичными глазами.

Что всё это значило, Лёха не особо понимал. Размышлять на эту тему, ему не хотелось никак вообще. Он просто разделся и лёг спать. И всю ночь ему снилось, как он стоит перед Корнем, с чувством вины – слов из сна, он не понимал, слышно только какой-то гул. Но знал, что он накосячил и его сейчас судят, по каким-то местным законам. В какой-то момент, Корень кивал Худому и в живот Лёхи, втыкалась заточка – почему-то, она походила на чудаковатый гибрид римского гладиуса и столовой ложки. Потом он падал на пол и сучил ногами, в луже собственной крови. Сон повторялся раз за разом, пока по зоне не прогудел истошный рёв. Лёха подскочил с кровати, ударился головой об раму верхнего яруса кровати и грохнулся на пол.