– Да, мы направляем документы по благотворительной акции на рассмотрение генеральному директору, и я только сейчас заметила, что в одном месте нет вашего автографа. Без него документы не примут, а генеральный завтра уезжает, так что…
– Что еще за благотворительная акция? – вмешивается Вавилов, изгибая бровь.
Я перестаю дышать. Кровь в венах стынет. Напряжение достигает максимума.
– Сбор средств на операцию, – невинно хлопая глазами, отвечает Анастасия Сергеевна. – Для сына Ангелины Ивановны.
Я чувствую, что медленно проваливаюсь в зыбучую бездну. Я не хотела, чтобы Вавилов узнал о моих проблемах вот так. Я вообще не хотела, чтобы он о них узнал! По крайне мере, не сейчас…
Лицо Александра снова меняется. На этот раз до неузнаваемости. В нем проступают эмоции, которых я раньше у него не видела: растерянность, недоумение, шок.
– Какую операцию? – он отрывается от стола и быстрым шагом приближается к трепещущей Анастасии Сергеевне. – Дайте посмотреть бумаги.
Вавилов протягивает руку, и сотруднице не остается ничего иного, кроме как вложить их в его раскрытую ладонь. Тут и Данькины фотографии, и заключения врачей, и финансовые расчеты.
– Вы можете идти, – не глядя на Анастасию Сергеевну, бросает босс. – Ангелина Ивановна занесет вам подписанные документы в ближайшее время.
Коротко кивнув, женщина отступает и плотно закрывает за собой дверь.
В кабинете повисает тишина. Некомфортная. Тревожная. Многозначительная.
Вавилов бросает на меня короткий нечитаемый взгляд, а затем распахивает папку с документами. На первой странице – фото Дани. Одно из самых удачных. Малыш сидит на траве в ярком голубом комбинезончике и лучезарно улыбается в камеру. Его большие синие глаза искрятся озорством и добротой, а маленькие пухлые ручки весело растопырены у лица.
Вавилов сглатывает. Я замечаю, как на этом движении выразительно дергается его кадык. Он по-прежнему не отрывает глаз от снимка и кажется по-настоящему потрясенным.
Что с ним происходит? Почему он замер? Неужели почувствовал? Неужели узнал в Дане сына по одной лишь фотографии?
Нет-нет, это бред. Что-то на грани фантастики! В реальной жизни такого не бывает! Мужчины не узнают своих детей по фотокарточкам!
Александр молчит. Мучительно долго. Словно испытывая мое терпение на прочность. А потом вдруг резко вскидывает на меня взор и хрипло произносит:
– Какой диагноз у твоего сына, Ангелина?
– Дефект межжелудочковой перегородки, – еле слышно отзываюсь я.
Руки трясутся. Ноги дрожат. Еще секунда – и я рухну в обморок от перенапряжения.
– Любопытно, – задумчиво тянет Вавилов. – Помнится, у меня в младенчестве был точно такой же диагноз.