– Я люблю тебя, Оливка!

Игорь держит меня за руки, улыбаясь такой родной и знакомой улыбкой. Голубые глаза светятся счастьем и излучают любовь. Все во мне отзывается на эти слова, а сердце заходится от восторга. Не омраченного ничем…

Все так правильно… как и должно быть. Я запрокидываю голову вверх, чувствуя, как слезы текут по щекам. И смеюсь… смеюсь от самого чистого и искреннего счастья. Оно переполняет меня, рвется наружу. Внутри появляется щекочущее, приятное чувство. Словно цветы распускаются в душе.

– А я тебя, любимый… – отвечаю со всей искренностью. Именно так, как хотелось бы ответить раньше...

Но внезапно до моего сознания доходит какой-то странный звук. Мерзкий и противный. Я смотрю на Игоря, а его лицо расплывается, хватка на моих руках исчезает…

– Ну, все! – раздается почему-то грозный голос бабули. – Мне это осточертело!

А в следующее мгновение одеяло, которым я укрыта с головой, нагло и вероломно сдернуто с меня. Я лежу, свернувшись калачиком, отчаянно пытаясь вернуться в мир грез. Понимаю, что это был всего лишь сон. Один из череды сновидений, которые стали настоящей пыткой.

Открываю глаза и тут же морщусь от яркого света. Теперь понятно, что это был за дребезжащий звук – бабуля раздвинула шторы. Недовольно стону, прикрыв руками глаза.

– Ба, ну не надо… – говорю я. Мой голос хриплый, словно ржавый после долгого молчания.

– Что значит не надо, а? – раздается голос бабушки совсем рядом.

Открываю один глаз. Точно. Стоит надо мной, нависая грозной тучей. В руках полотенце, в глазах, окруженных морщинами – решимость.

– Значит так, Тыковка, – говорит бабушка не терпящим возражений голосом. – Мне надоело лицезреть этот склеп! Лежишь тут в потёмках, хандрой себя изводишь. Хватит! Темно, как в жо… тьфу ты, в замке графа Дракулы, ей Богу!

Я понимаю, что она права. И что так дальше не может продолжаться. И нужно продолжать жить и двигаться дальше. Но у меня нет ни сил, ни желания. Мой мир рухнул, с уходом от Игоря из него ушли все краски. Теперь лишь одна непроглядная серость и отчаяние…

– Ох, батюшки, и за что же мне это горе луковое? – запричитала бабуля и села на край кровати. Протянула руку и погладила меня по спутавшимся волосам. – Нельзя так, деточка. Ты ведь уже неделю так лежишь полутрупом, разве ж так можно, а? Худая стала, как щепка. Пойдем на кухню, я пельменей там налепила.

Одно лишь упоминание о еде вызывает мерзкое чувство тошноты. Наверное, я и правда слишком запустила себя. Но мне все равно...

Закрываю глаза и переворачиваюсь на другой бок. Спиной к бабушке. Слышу, как она громко вздыхает и уходит из комнаты. А я лежу, чувствуя, как по щекам текут слезы. Когда же эта бездонная дыра в груди затянется и станет легче дышать...?

Как вдруг с кухни доносится грохот. От неожиданности я подскакиваю в кровати, нахмурившись. Больше не доносится ни звука. Какое-то царапающее чувство заставляет меня встать и направиться на кухню...