Шок вызывало не это.
Он шел вторым.
Неизвестный, шедший перед Темным Лордом, был ниже его на полголовы, крепок, широкоплеч, с буйной гривой светлых волос, слегка касающихся плечей… и одет в черные, антацитово-черные одежды, такие, как носили ситхи и джедаи, их мантию, с ослепительно белой подкладкой.
Губы Леи задрожали, в груди затрепетало узнавание.
Вейдер встал рядом с троном, с правой стороны, и застыл.
Неизвестный повернулся к залу лицом, и небо для Леи рухнуло на землю.
Вейдер, тяжело дыша, зажимая рукой отбитый, с перемолотыми ребрами, бок, покачивался, стоя на одном колене, не в силах отвести взгляд от своего сына. Люк потерянно глядел на свои руки, сейбер лежал у его ноги. Юноша не реагировал на шум, все сильнее доносящийся из проема, оставшегося на месте вырванной с корнем двери.
В зал осторожно вошел первый гвардеец, и юноша поднял голову, небрежно призывая меч в руку. Спокойный, отчужденный… находящийся не здесь, и не сейчас.
Вейдер с каким-то странным трепетом смотрел на глаза сына.
Небесно-голубой, сияющий, как молния Силы.
Золотой, словно большое солнце Татуина, источающий полуденный жар.
– Йода ошибся, старый безумец… – слова шелестели зыбучими песками Татуина. – И, все же, он сказал правду… Баланс Силы… не события… человек…
Люк смотрел сквозь него, не реагируя. Зрачки сужались и расширялись в ритме бьющегося в груди сердца. Жутко. Что он сейчас видел? Вейдер не знал. Но он знал одно. Сейчас – его время. Сказал Палпатин правду, или нет… неважно. Люк выиграл поединок. По законам ситхов этого достаточно. А если будет и официальное подтверждение…
Невзирая на мучающую организм боль, ситх улыбнулся под маской, чувствуя, как натягиваются шрамы. Это – его сын. Его. Сын. Плоть от его плоти, кровь от его крови. И Сила от его Силы.
Люк доказал, что тьмы в нем не меньше, чем в нем самом. В нем есть и свет… но…
Свирепая гордость распирала, заставляя отмахнуться от острой боли, встать, и первым поприветствовать нового Повелителя Галактики.
– Император умер! Да здравствует Император!
Его сын. Это. Его. Сын.
– Зачем, отец?
Взгляд обжигал огнем, и замораживал холодом.