– Эскадрон, – скомандовал Коренин, на секунду опередив полковых трубачей, – шагом.

Кавалерия медленно двинулась вслед за пехотой. Ядра до флангов долетали редко, всю свою куцую артиллерию Овчинников собрал в центре. Наши лошади изредка брезгливо задирали ноги, переступая через валяющиеся на дороге чугунные шары.

Спустя несколько минут после начала нашего наступления, вперёд двинулись и казаки. На флангах оживилась их конница – казаки и башкиры – двинувшись вперёд.

– Коренин, Самохин, – коротко бросил Михельсон, большего командирам эскадронов не было нужно.

Теперь уже все взгляды наши были обращены на фланг, где разворачивались вражеские конные сотни. Башкиры заходили всё дальше, похоже, они хотели, как обычно, обстреливать нас из луков, покуда мы будем рубиться с казаками.

– О башкирах можете не беспокоиться, – сказал, как бы самому себе, даже не оборачиваясь, Михельсон. – Ими изюмцы займутся.

– Эскадроны, – скомандовал Коренин, – развернуться на фланг.

Мы выстроились, приготовившись сорваться с места навстречу устремившемуся во фланговый обход врагу. Увидев это, казаки, похоже, отбросили мысль об этом, они помчались прямо на нас, размахивая саблями и наставив на нас стволы пистолетов.

– К залпу товьсь! – снова опережает полковые трубы Коренин.

– Карабинеры, – в общем-то, без особой надобности, кричу я, – к бою!

Солдаты и унтера вскинули карабины, наставив их на врага. Казаки мчались на нас, некоторые уже беспорядочно палили, однако толку с этого не было ни малейшего. Михельсон же медлил командовать огонь. Он замер этаким конным памятником самому себе с поднятой над головою рукой. Вот он сжимает пальцы в кулак.

– Целься! – командуем мы, и нам вторят унтера.

Михельсон снова замер, казалось, он даже дышать перестал. И вот кулак устремляется вниз – и знающие его карабинеры, сами, без команды, дают слитный залп по казакам.

– Полк! – командует он, хотя я этого и не слышу, но точно знаю, что он сейчас говорит. – С места галопом! – Былая команда о том, что только два эскадрона будут останавливать казачью конницу, забыта. Слишком много врагов. – Вперёд! – Поют трубы, и сотни кавалеристов дают коням шенкеля и отпускают повод, кони срываются в галоп.

– Карабинеры! – кричу я. – Палаши к бою!

Левой рукой я вытащил пистолет – авось, в кого и попаду. Мы врубились в казаков, зазвенела сталь. Первые ряды обрушили палаши на разноцветные шапки. Я быстро оказался лицом к лицу с неким казаком в синей шапке и с бородой на две стороны. Вскинул пистолет, нацелив его прямиком в крючковатый орлиный нос, казак попытался достать меня саблей, однако я опередил его. Пистолет глухо хлопнул – казацкое лицо буквально лопнуло, обдав меня красными брызгами крови. Я быстро сунул пистолет в ольстру, перехватил повод поухватистей и рванул вперёд. Как ни крути, а командир обязан скакать впереди взвода, особенно в бою. Походя, я ударил палашом какого-то казака, кажется, в красной шапке. Потом сцепился с другим, более всего напоминающим алжирского пирата с картинки из какого-то романа. Мы обменялись несколькими ударами, на третьем мой палаш перерубил лёгкую шашку. Я ловко крутанул его и рассёк широким клинком горло. За ним был третий казак. И четвёртый. И пятый. Не помню, какой по счёту достал меня в бок. Ещё один полоснул по рёбрам. С головы сбили шляпу. Кого-то я ткнул палашом в живот, но казак пригнулся и клинок застрял между его рёбер. И что самое неприятное он был ещё жив. Он как-то весь подался вперёд, стремясь достать меня концом сломанной сабли. Я покрепче сжал пальцами рукоять и дал коню шенкеля. Казак достал-таки меня, распоров рукав мундира и кожу на правой руке. Боль рванула её, так что я задохнулся, но пальцев не разжал. Раздался отвратительный треск и палаш освободился. Смотреть, что осталось от казака, не хотелось совершенно.

Мы опрокинули казаков. Их отступление, медленно, но верно переходящее в бегство, началось с флангов. Как выяснилось после, первыми не выдержали башкиры, зажатые между изюмскими гусарами и рубящимися с казаками астраханскими драгунами. Те мгновенно отправили на помощь товарищам эскадрон, который сильно ускорил бегство башкир. Вслед за ними потянулись назад и конные казаки, до того вполне достойно сражавшиеся с нами.

– Ротмистр Коренин! – подлетел к командиру нашего эскадрона прапорщик Брюсов. – Приказ премьер-майора. Совместно с четвёртым эскадроном атаковать пеших казаков.

– Трубачи! – тут же вскричал Коренин. – Играть атаку пехоты! Эскадрон! За мной!

Он взмахивает окровавленным палашом, красные брызги летят за ним этаким шлейфом. Мы разворачиваем коней вслед за ним. Трубачи надувают щёки, подавая сигналы. Эскадрон выходит из боя, чтобы уже через несколько жалких секунд обрушиться на весьма неосмотрительно подставивших нам свой фланг пеших казаков. Мы врубаемся в их нестройные ряды, обрушивая палаши на разноцветные шапки. Кони сбивают их наземь грудью, топчут копытами. Но враг быстро опомнился и дал нам отпор. В нас тыкали штыками, били прикладами, а то и попросту хватали за ноги и стаскивали с коней.