Книги

Звезда и шпага

22
18
20
22
24
26
28
30
Борис Владимирович Сапожников Звезда и шпага

Красные комиссары, коммунисты 1930-х получают важнейшее задание: перенестись в XVIII век и примкнуть к восстанию Емельяна Пугачева. Удастся ли им, используя все свои знания, одолеть самого Суворова, привести пугачевское войско к победе, свергнуть самодержавие, заразить бедноту екатерининской эпохи идеями марксизма-ленинизма и начать строительство «новой жизни»? Никому не известно, чем закончится эта авантюра. Между героической армией Российской империи и огромным войском казаков и крестьян, распевающих «Интернационал», разгорается поистине страшная война. Силы, казалось бы, равны, и у каждой из сторон своя правда…

ru
Борис Cапожников Звезда и шпага ru FictionBook Editor 2.4 10 September 2010 BA9947D1-602C-475B-A2E4-BD349356FFBC 1.0

Cапожников Б.

Звезда и шпага.— СПб.: «Ленинградское издательство», 2010.— 480 с. ISBN 978-5-9942-0641-6

Звезда и шпага Ленинградское издательство СПб 2010 978-5-9942-0641-6

Сапожников Борис Владимирович

Звезда и шпага

Аннотация:

Этот роман нельзя считать продолжением романа «Наука побеждать». Не смотря на общую тему и схожесть жанров.

Звезда и шпага.

Пролог.

Впервые со странными людьми в кожаных куртках, которые звали себя комиссарами, я повстречался за три года до восстания Пугачева. Я тогда служил в Санкт-Петербурском карабинерном полку в чине вахмистра и уже успел несколько раз схватиться с гордыми шляхтичами Барской конфедерации. По войскам уже давно ходили упорные слухи о неких комиссарах, ведущих пропаганду среди поляков против своего короля Станислава Понятовского. Они называли его «ставленником русского империализма», «кровавым деспотом» и прочими малопонятными словесами. Комиссаров этих было приказано в плен не брать, а вешать тут же, на месте.

Мне жуть как интересно было своими глазами посмотреть на одного такого, и когда молва донесла до нашего эскадрона слух о том, что в небольшой армии Морица Беньовского, с которой нам предстояло накануне сразиться, их особенно много. Ротмистр Беньовский уже успел прослыть великим болтуном, склонным очень уж сильно преувеличивать количество вражеских – то есть, наших – потерь. Про его рапортам выходило, что он со своими гусарами и несколькими ротами добровольческой пехоты истребил почти всю нашу армию. Именно поэтому Иосиф Пулавский, командующий войсками конфедерации, отправил к Беньовскому сразу нескольких комиссаров, чтобы проверить, так ли удачлив он, как пишет в докладах. Ну и для общего контроля, наверное.

– Вот будет потеха, – усмехнулся Пашка Озоровский, моих годов прапорщик, картинным движением проверяя, как выходит из ножен палаш с офицерским темляком. – У тебя, Петя, копьё прямо как у гусар Беньовского.

– Тебе такого не доверили б никогда, – ответил я, столь же картинно перехватывая поудобней древко знамени.

– Это да, – важно кивнул Озоровский, – мне сразу прапорщика дали.

– Вот я тебе сейчас как дам! – шутливо замахнулся на него командир нашего взвода поручик Коренин. – Довольно болтать. Проверьте оружие как следует. Не для показухи.

– Есть, – ответили мы.

Закинув привычным движением знамя за спину, я открыл замки обоих пистолетов, взвёл курки, осмотрел кремни. Затем пришла очередь палаша. Я вынул тяжёлый клинок из ножен, покачал его в руке, сунул обратно. Это заняло какое-то время, однако ждать появления гусар и ополченцев Беньовского пришлось ещё долго. Болтать в присутствии командира взвода мы не решались, а потому минуты тянулись с бесконечностью капли мёда по ложке. В детстве я любил наблюдать за тем, как медленно-премедленно стекают они по блестящему металлу.

– Ползут они, что ли? – пробурчал Петька, не выдержав длительного молчания.

– Изматывают, – авторитетно заявил я. – Чем дольше мы так простоим, тем сильней вымотает нас ожидание.

– Умён ты, Пётр Андреевич, – рассмеялся поручик Коренин, – не по годам. Похоже, у нас в полку Суворов от кавалерии растёт.

Унтера и Пашка Озоровский рассмеялись, даже солдаты попрятали улыбки, прикрывая лица обшлагами рукавов. Я не обиделся на командира – сам виноват, наверное, очень уж потешный вид был у меня, когда я выдал свою «бессмертную» сентенцию.