Адель и Жюдит смеялись всю дорогу, пока ехали на улицу Берри домой, к Тюфякину. Служанка, до сих пор не верившая, что авантюра удалась, рассматривала деньги и поражалась глупости господина д"Альбона. Для Адель спектакль, ею же устроенный, оказался прекрасным способом дать выход дурным злым чувствам, накопившимся в ней, — чувствам, с которыми она вовсе не хотела бороться, проявление которых приносило ей циничную, злую радость. За неимением других радостей она была рада возможности издеваться над кем-нибудь. Зная свою способность к перевоплощению, она использовала ее и сейчас. Всё доброе, что жило в ее душе раньше, было растоптано, и ничем добрым она жить не могла. Униженная сама, она желала утвердиться хотя бы в унижении других. К тому же, ее подчас разбирал смех — мужчины оказывались такими одинаковыми, такими глупыми, их так легко было водить на нос. Ей-Богу, у нее иногда мелькала смутная мысль: хорошо бы встретить мужчину, который не поддался бы на обман. Эдуарда, вероятно, она ценила именно за то, что он был ей неподвластен.

— Ох уж эти мне аристократы, — проговорила она с пренебрежением. — Подумайте только: Морис д"Альбон, вельможа самых знатных кровей! Ну, и скажите на милость, чем он отличается от остальных мужчин? — Она вздохнула. — Если бы ты видела, Жюдит, если бы ты только видела! Как он на меня смотрел! Ты полагаешь, нужна ему была в тот миг его жена-аристократка? Хотела бы я, чтобы она знала!

— О, мадемуазель, будто уж вы не знаете, что мужчины одинаковы, — сказала Жюдит, пожимая плечами. — Все они попадаются на одну и ту же удочку, все любят пойти налево и никакие это не новости.

— И всё-таки… Я много бы дала, чтоб кто-то объяснил мне разницу между просто мужчинами и мужчинами-аристократами.

За что они считают себя особенными? Вот уж странно! Говорят, они такие особенные, что даже не женятся на простых женщинах, таких, как Эрио, — Адель явно насмехалась, — даже мысль об этом для них ужасна, но в чем же эта разница? Как бы там ни было, д"Альбона я не выпущу из рук, пока не разберусь, чем отличается его голубая кровь от моей, обыкновенной.

Приехав домой, она застала Тюфякина за ужином и, весело целуя его в надушенную щеку, воскликнула:

— Вы можете поздравить меня, Пьер. Адель сегодня выиграла. И как забавно это получилось, если бы вы знали!

Князь, в шлафроке и домашних туфлях, благодушно произнес:

— Непременно об этом послушаю, однако основное хочу знать сразу. Ну-с, что вы натворили? Новое коварство?

— Новое, и принесло оно мне отныне около тысячи франков годового дохода.

— Немного, — сказал Тюфякин откровенно. — Жалованье телеграфиста.

— Но ведь это мое, Пьер, лично мое! Первый мой капитал, все прочие разошлись, когда я так неосмотрительно покровительствовала принцам крови. Тысяча — это немного, но с нее-то всё и начнется.

— Гм, буду рад… Не понимаю только, чего вам у меня не хватает.

— Вы даете мне всё. Но каждому хочется иметь свое, не так ли?

— Согласен. А где вы добыли эти деньги?