Она сделала слабый жест:
— Нет. Не стоит даже пытаться. Я только что от него… О, прошу вас, сударь, не утруждайте себя: всё будет бесполезно. Я и так благодарна вам за то, что вы меня выслушали.
— Да, но выслушать — это, как вы понимаете, не помощь…
Он несколько смущенно спросил:
— Это действительно так важно для вас?
— Да.
Кроме этого тихого короткого слова, больше ничего не сорвалось с ее губ, но гораздо убедительнее слов были ее золотоволосая головка, склоненная на руки, — головка, достойная кисти Тициана, и ручьи слез, текущие по щекам, — она плакала тихо, не так, как Катрин, и от рыданий у нее не краснело лицо.
Дыхания ее почти не стало слышно. Потом, будто в последнем порыве отчаяния, незнакомка призналась:
— Я бы что угодно подписала, лишь бы меня выручили! Почему мне не верят? Что во мне такого подозрительного?
— Подозрительного? Я не встречал более милой женщины!
— Благодарю… Повторяю, я подписала бы вексель, как это делают все, и вернула бы деньги через две недели, не больше, я точно знаю, что смогу вернуть… впрочем, верить-то мне не надо: ведь если есть вексель, стало быть, я отвечаю перед законом. …
Она не могла больше говорить, рыдание словно сдавило ей горло. Морис был рад, услышав слова о векселе. Выход уже несколько минут вертелся у него на языке, но ему казалось низким спрашивать о таких деталях, как вексель, — деталях мелочных и меркантильных. Но, раз она готова оформить всё, как надлежит, почему бы ей не помочь? О Господи! Это просто долг любого настоящего мужчины. Морис был француз до мозга костей, и поэтому не мог оставить женщину в беде. К тому же, незнакомка была так необыкновенна, что у него перехватывало дыхание. Ее хрупкость, ее нежные грациозные жесты, изящество, тонкий, едва уловимый запах розовых духов, шуршание платья, складки на юбке — всё возбуждало сильнее, чем любое достоинство Катрин, и Морис чувствовал, что кровь у него волнуется куда более горячо, чем это бывает с женой.
Возможно, бессознательно он чувствовал, что у этой случайной встречи может быть весьма интригующее продолжение. Они ведь встретятся снова… и кто знает, по какой дороге пойдет их знакомство, — может, они даже станут любовниками?
Честность заставила Мориса сразу отбросить столь расчетливое соображение. Будь что будет, но сейчас он помогает ей просто из доброты. Чувствуя себя особенно сильным и всемогущим рядом с этой отчаявшейся красивой женщиной, он произнес:
— Я могу вас выручить, мадам. Я дам вам деньги.
Она отшатнулась, будто он ее оскорбил:
— Что вы говорите? Я, наверное, как всегда, была навязчива!
— Вы были очаровательны, — с нежностью произнес он.
— Я ни на что не рассчитывала, когда говорила с вами, — сказала она, прелестно краснея.
— Я знаю. Но я буду только рад вам помочь.