— Ты… ты просто чудовище.

— Убирайтесь! — крикнула она снова. — Нечего вам с чудовищами делать! Вы мне больше не нужны, я получила все, в чем нуждалась.

Я отныне буду делать все, что захочу, и никаких сцен ревности мне больше не надо!

Она убежала в ванную комнату, хлопнув дверью и закрывшись изнутри. Ее еще лихорадило от злости. Она хотела теперь только одного — хоть как-то исправить то, что учинил с ней этот негодяй. Подумать только — она может забеременеть! Она всегда так тщательно следила за тем, чтобы этого не случилось — и вот, пожалуйста, все может быть испорчено этим глупым мальчишкой! Детей она не хотела иметь ни от кого. Адель любила Дезире, но, кроме дочери, ей не нужны были дети. Кроме того, она очень хорошо помнила, какой беспомощной становится женщина, когда ждет ребенка. Нет возможности действовать, нужно всего остерегаться и с тоской ждать, когда живот увеличится и твоя фигура будет изуродована. А Адель хотела быть красивой, дерзкой, бесстрашной — это было нужно ей, чтобы побеждать и создавать свою жизнь. И она ненавидела, да, совершенно искренне ненавидела сейчас Филиппа за то, что он посмел поставить ее блестящее будущее под сомнение!

Когда она, все еще дрожа от гнева, вернулась в спальню, герцога Немурского уже не было. Ковер был слегка заляпан кровью, туфли были разбросаны по комнате. Неприятно пахло сигаретами и вином. Адель подошла к окну и несколько минут молча смотрела в окно. Начиналось утро — свежее, прохладное, росистое. В августе это время суток было самым приятным.

Однако Адель стояла, словно окаменев, нисколько не наслаждаясь вожделенной прохладой. В глазах у нее была холодная пустота.

«Чушь, — подумала она наконец. — Какая чушь».

Эта мысль, вялая, усталая, первой пробилась в ее мозг после того, как Адель успокоилась. Чушью она назвала то, как были прожиты три летних месяца. Что она делала? На что впустую потратила столько времени? На балы в Опере и приемы при дворе? Какая ерунда! «О Господи, — подумала Адель с легким удивлением, — как же я раньше не поняла, что все это мне не нужно?»

Она избрала для себя карьеру куртизанки, таков был ее выбор. Она так уверовала в него, что открыто называла себя проституткой, однако, если поразмыслить, проституткой она почти не была. Адель усмехнулась, постучав костяшками пальцев по окну. С принцами она имела дело бесплатно (ну, с Фердинандом — это еще куда ни шло, а Филипп еще и принес ей неприятности). В сущности, она продалась Лакруа за три тысячи и даром отдалась Морни — вот и вся ее карьера. Пока что было больше слов, чем дела. Прошло уже столько времени, а у нее как не было никакого капитала, так и нет. Это уж не говоря о настоящем, солидном состоянии. Так о чем же она думала? Разве не пора взяться за дело? Разве эта дворцовая мишура, титулы и королевские знаки внимания значат хоть что-нибудь в мире, где все хотят только одного — денег? Деньги и нужно искать.

— Состояние, — машинально прошептала Адель одними губами. — Первое, что я должна сделать, — это создать себе состояние, а уж там будет видно. Я хочу быть богатой. Я буду работать, и от того все забуду.

Она говорила так, но знала, что никогда и ни за что не забудет Эдуарда, сколько бы мужчин у нее ни было и сколько бы она ни работала. Даже деньги были бессильны перед этим. Любовь и ненависть, которые она испытывала к нему, были сильнее алчности. Будь хоть малейшая возможность вернуть его, она бы не задумывалась о деньгах. Но даже при том, что Эдуард для нее был недосягаем, она знала, что в покое его не оставит. Не позволит ему смеяться над ней. И эта глупая девственница, Мари д"Альбон, как бы прелестна она ни была, не получит графа де Монтрея, — по крайней мере, Адель сделает все, чтобы так не случилось.

Хотя бы… хотя бы из любви к справедливости.