— Gott mit uns, — улыбнулся я. — Чтобы и все остальное прошло так же.

— Больше похоже на тост, — заметил Сохновский. — В общем, как я и обещал, у тебя есть две недели. Будет что нужно — деньги, или еще что — сразу звони.

— Да, кстати, — вспомнил я. — На счет тоста. Нужна бутылка коньяку.

— Не рановато праздновать?

— Какой праздновать? Мне за оружие и самолет расплатиться надо! — отрапортовал я.

— Чтоб мне все так легко давалось, — вздохнул в трубку одноклассник.

К вечеру, как и обещал, отзвонился Мороз. Разговор начался с весьма неутешительных новостей — из списка в двадцать человек в живых остались лишь пятнадцать, из которых двое находились в психушке, еще трое — в инвалидном кресле. Из оставшихся — троих даже ему, генералу, выдернуть никак не удастся. Оставалось только догадываться, где и какие задания Родины выполняют ребята… Однако, для собственного спокойствия я не стал этого делать. Еще двое могли подъехать минимум через месяц, этих тоже пришлось вычеркнуть. Оставалось пятеро. В принципе, такой расклад меня вполне устраивал — получалось ровно девять человек, как назгулов у Толкиена. Безо всяких там половинок, четвертей и десятых долей. Четверо подъедут через три-пять дней, а еще один… последний кандидат, как оказалось в настоящее время служил в управлении генерала!

— Да? — удивился я. — И кто же это?

— Капитан Замышляев, — ответил Мороз.

Ну да, следовало догадаться. Игорь Замышляев — человек с небывалым везением. Он и в мой список попал лишь благодаря этому качеству. Не потому что ему повезло попасть, а потому что я считал весьма недурным иметь в команде такой талисманчик.

Игорю, редкостному раздолбаю, везло во всем и всегда. Это был как раз тот уровень удачи, везения, который не поддается никакой логике и никакому здравому объяснению. Словно какие-то высшие силы подталкивают его, направляя по жизни. Почаще бы включал голову — глядишь, уже полковником был бы.

Самый выдающийся пример его везения — один случай на Кубе, где мы охраняли наши ракеты. Тьфу, совсем забыл, что на Острове Свободы Советских боеголовок никогда не было… в общем, выполняли задание Родины и партии. Одним совершенно обычным вечером лейтенант Замышляев приволок в часть древнюю старушенцию. На первый взгляд бабушка — божий одуванчик. Как рассказывал Игорь, копалась в мусорных баках, куда свозились отходы с нашей части. Подозрений, по большому счету, никаких и не возникло — просто решил немного прикольнуться. Внести, так сказать, разнообразие в тяготы и лишения военной службы.

Но самое удивительное началось, когда бабушка попросилась в туалет. Только здесь оказалось, что старушка — и не старушка вовсе. Даже не женщина, пусть и преклонного возраста, а переодетый, искусно загримированный, американский шпион. Замышляеву, с разгону, чуть было Героя не дали, но вовремя спохватились, и решили что двухнедельного отпуска в Союз молодому офицеру более чем достаточно. Неслабо парень прикололся…

Что тут началось в части! Бедных кубинцев в особый отдел каждый день приводили десятками. Первым делом, конечно, под подозрение попадали те, кому под шестьдесят. Потом, естественно, все остальные. Терпению особистов настал конец, когда один прапор, который меньше чем трех "шпионов" ежедневно не притаскивал, сдал на руки чекистов двенадцатилетнюю девчонку, утверждая, что уж кто-кто, а она — точно цэрэушница. Прапорщик схлопотал пять суток ареста, а остальные военнослужащие получили четкое внушение, что если еще хоть раз… так охота на агентов иностранных разведок закончилась, и Куба зажила спокойной, мирной жизнью.

Личный состав, как и обещал Мороз, был полностью собран через пять дней, к нашей миссии добавились: Павел Елисеев, Тарас Мищенко, Юрий Маковецкий и Наиль Сафин. Всего — девять человек. Ну, точно — слуги Кольца. Все — отличные, проверенные мужики, с каждым из которых, в свое время, я прошел и огонь и воду. Как я успел заметить, множество коллективов, сплоченных команд распадаются именно тогда, когда приходит пора последнего испытания — медных труб. Не могут поделить лавры ни по совести, ни по-честному, ни поровну. Нам до этого было еще далеко — мы ведь даже не начали!

Если я чего и боялся вначале — так это внутренних трений в коллективе, и на первые два-три дня без этого не обошлось: Булат с Наилем волком смотрели друг на друга, выясняя, кто и них на коне едет, а кто рядом бежит. Но вскоре Татарин с башкиром дружно уминали сало, или же "визжалово", как они его называли, конфискованное у Мищенко.

— А что такого? — удивлялся Булат. — Я вижу, он ест, значит он меня не сдаст. А он видит, что и я ем, значит и я его не сдам.

Отношение Наиля к религии мне стало понятно еще в Ливии, где он застукал нашего связного, стоит заметить, мусульманина, за курением. Как же так? Это же грех? Но Акбаш смог выкрутиться.

— Это же маленький грех! Пять раз помолюсь, и Аллах простит!

Не знал ливиец, с кем он связался. Башкир, сразу, не отходя от касса, и предложил Акбашу: