«С недосыпу, наверное, — подумал Паша. — Весна, витамины нужно жрать! — Ощущая бессознательную тревогу, он подумал, что Макар Иванович, вероятно, уже оформил все документы — с его связями это быстро делается — и теперь катит на машине в сторону Припяти. — Можно было с ним поехать… Зачем мне понадобилась вся эта игра в доктора и больного? Глупость какая-то. Просто дурость!»

Часы над входом показывали 10.05. Валентина Владиславовна обещала ждать его в центральном холле в десять. Она чуть-чуть опаздывала, но и это чуть-чуть показалось ему очень неприятным. Потоптавшись возле фонтана, Паша присел. Кушетка была розовая, изящная, очень мягкая и совсем не подходящая для больницы.

Валентина Владиславовна появилась неожиданно прямо перед ним. Одетая в чистенький белый халатик и белые, чуть расклешенные брючки, из-под которых высовывались лакированные розовые носки туфель, депутатская жена выглядела значительно моложе, чем при вчерашней встрече. Накануне волосы были скручены в какую-то безобразную прическу, теперь они свободно лежали на плечах. Вчера губы были только чуть подкрашены, а теперь полный макияж — хорошо продуманная обворожительная картинка. В руке ее была зажженная сигарета.

— Ну и порядки у вас!

— Тише говори! — попросила она, указывая сигаретой на открытую металлическую дверь. — Пойдем!

— Я вас и не узнал бы на улице! — сказал Паша, послушно следуя за ней. — Как-то вы очень сильно в лице переменились!

— Разве? — удивилась она, выпуская новое облачко дыма.

— А что, у вас в онкологическом центре пропагандируется польза курения?

Кривая улыбочка скользнула по накрашенным губам Валентины.

В лифте они спустились вниз в подвальное помещение и остановились посреди отделанного белым кафелем длинного ярко освещенного коридора под округлым бетонным потолком.

— Сейчас я отведу тебя в приемный покой, — сказала Валентина. — Переоденешься, примешь ванну, потом в палату.

— Глупо как! — сказал Паша. Сильные потоки воздуха шевелили волосы Валентины, отчего было невозможно разглядеть выражение ее глаз, не понять: смеется она над ним или говорит серьезно. — Может, зря мы это с вами затеяли?

— Я не могу остаться в клинике на ночь, не вызывая подозрений, — сказала Валентина и прибрала волосы. Глаза ее были излишне накрашены, но совершенно холодны. — Не беспокойся, завтра я оформлю твою выписку.

— А я и не беспокоюсь, просто как-то мы вчера поговорили, а теперь мне кажется, смысла во всем этом маловато.

— Ночью в семьсот седьмую палату по распоряжению Тимофеева поместили нового больного, — сказала Валентина.

— Тоже шофер?

— Нет. Директор фирмы, торгующей за рубеж. Вчера вечером ему попытались сделать операцию, но, как в подобных случаях бывает, разрезали и сразу зашили. Он безнадежен. Я изучила результаты анализов и заключение хирурга, ему осталось максимум три-четыре недели. Я помещу тебя в семисотую, она рядом. Но решай сейчас, идешь ты или нет. У меня нет времени. Если Тимофеев обратит внимание на мое длительное отсутствие, у него могут возникнуть ненужные подозрения.

Она вытянула из пачки еще одну сигарету, но не прикурила. Паша переминался с ноги на ногу. Валентина мяла нервно пальцами сигарету.

— А какая пижама? — спросил Паша.

— В полосочку! — Все-таки она вынула зажигалку и прикурила, пустила тоненькую струйку дыма над его головой. — Финская!