Разрезанный корсет отвалился, высвобождая пышную грудь, неестественно большую на фоне тонкой талии. Сразу взвыли с тоски все присутствующие гвардейцы, даже у Зельти изменился взгляд. Портить шкуру такой красавицы он явно передумал. Сама себя не похвалишь…

— Дальше, — выдал он сипло и, продрав горло, фыркнул: — всё снимай, дубина.

Панталоны слетели, сочные тугие ягодицы всколыхнулись, прибавляя напряжения в членах гвардии.

— А это что? — Оторопел Зельти, поднявшись и подходя ближе, чтобы рассмотреть красное белье.

— Это стринги, идиот, — фыркнула я. — Булки при беге не натираются, и ветер в щель не задувает, попробуй сам одевать. Возьми мои, причиндалы нормально войдут.

Один из гвардейцев прыснул, но сдержался. Зельти зыркнул на него злобно. И ничего не ответив на поддёвку, стал рассматривать меня заинтересованно.

— Ты никакая не леди, — бросил он, потянув ко мне свои лапы. — Никаких манер, ещё в замке Дэсада заметил, что ты уличная девка.

— Пока светские детки изучали этикет, я изучала кое — что другое, — ответила, кривясь.

Ибо мерзкий палец коснулся ключицы и пошёл вниз чертить линию до груди.

— Нравится? — Спросила я деловито.

Зельти только усмехнулся, касаясь твердеющего соска. Палец сделал несколько круговых движений, что я чуть не взвыла, прикусив поспешно губу.

— Может оставишь себе? — Выдала дальше, ощущая лёгкий укол слабости внизу.

Мужчина молчал, продолжая пальцем изучать меня с задумчевым видом. Касание пошло вниз, я ахнула, когда палец подцепил резинку трусов.

— У тебя заалели щёки, — укорил Зельти с ухмылкой, и добавил: — мне даже целовать тебя не надо.

Я хмыкнула, когда у него выкатились шары от удивления.

— Как гладко, — ахнул Зельти, касаясь нежной кожи на писечке, что уже предательски пустила слюнку.

— Уверена, что и у принцессы с королём тоже всё гладко, — усмехнулась я, ощущая, как его эрекция подошла к пику.

— Что ты несёшь, — промурлыкал Зельти, просовывая палец меж половых губ.

— Смерть всем монстрам разлома, — выдала я, стряхивая лапы гвардейцев.

Через секунду оторванная голова суккуба уже катилась к кожанному креслу, а стража, крича от ужаса, уносилась прочь.