— Дела-а-а, — протянул Конь.

— Ну, а куда вы с двумя рюкзаками картошки направлялись?

— К Седому. И не с двумя, а с пятью. Из лагеря нас вышло шестеро, но дошли досюда только мы с братом. Та стая, которую вы расстреляли, она увязалась за нами, как только мы отошли от своих на километр. И голов на тот момент в ней насчитывалось побольше. Сколько, не знаю, в лесу трудно сосчитать, но мы их тоже немало положили. Несколько раз они пытались взять нас нахрапом, но мы отбивались. К сожалению, и у нас были потери, и с каждым нападением нас становилось все меньше. — С минуту все помолчали, переваривая услышанное.

— А к Седому несли на бартер картофель на патроны к калашам менять, — продолжил Андрюха. — Патронов-то в лагере почти нет совсем. Местные умельцы уже начали из рессор автомобильных клинки делать. Возвращаемся к истокам, так сказать. Вот только уровень владения мечом у всех хромает. Да и не каждого мутанта мечом завалить можно.

— Это уж точно. — Я вспомнил недавнюю встречу с кабаном-переростком.

— Ладно, мужики, жизнь у всех сейчас не сахар. Ну, раз уж мы тут застряли до утра, так давайте замутим тушеной картошечки. Сто лет не ел такого. — Конь показательно сглотнул слюну и достал два котелка.

***

Спали все плохо. Всю ночь за стенами кто-то рычал, скулил и дрался из-за мясных останков псов. К нам никто не сунулся, видимо, еды и так хватало. Лишь во время моего дежурства с той стороны в решетку заглянуло что-то наподобие дикого кота. Только глаз я у него не заметил. Наверное, это был какой-то ночной зверек. Потому что я даже по описаниям про таких не слышал. Стрелять я не стал, просто сунул ему в морду ствол своего дробовика. Зверь то ли почувствовал угрозу, то ли ему тоже был знаком запах пороха, но решил более не любопытствовать и удрал по каким-то своим делам.

Под утро у Лехи Запада начался сильный озноб. За всю ночь он так ни разу и не просыпался на дежурство. Мы его не будили. Андрюха вколол ему что-то, и тот немного успокоился, видимо, укол подействовал.

Общий подъем был в семь утра. Я сдал дежурство Черному, Конь начал готовить завтрак. Восток разбудил и посадил к стене своего брата.

Выглядел тот плохо. Бледный, с синяками под глазами, он сильно потел, по рукам я заметил, что у него тремор. Он с трудом выпил воды из фляги: — Братан, по ходу, мы тут задержимся еще на денек. Я пока идти не готов.

— Да, я вижу. Ты ложись, отдыхай, а мы пока завтрак сготовим.

— Ага, я посплю пока.

— Поспи.

Андрюха молча сел с Конем и помог тому с готовкой. По его бледному лицу можно было догадаться, что он и сам понимает, что у его брата шансы на выживание медленно катятся к нулю.

Такое уже бывало здесь, на территории зоны отчуждения, и не раз. Стоит какой-нибудь мутировавшей хрени тебя укусить или хотя бы поцарапать, надо сразу же это место обработать и колоть антибиотики. Конечно, не все, кто не успел обработать сразу рану, погибают. Наверно, не найти в Зоне человека, который не получал бы ранение в схватке с местной фауной. Но примерно каждый десятый бродяга, которого укусили и который не успел оказать себе вовремя медицинскую помощь, выглядел перед смертью именно так, как сейчас выглядел Запад.

Ели молча. Каждый думал о своем. Позавтракав, мы начали собираться, а Восток пошел кормить брата.

— Слушай, Андрюха, сегодня ночью мы должны вернуться, а завтра утром поможем тебе доставить брата до Седого. Вы, главное, держитесь.

— Да, Леший, конечно, продержимся.

Мы ушли. И мы, и Восток — все прекрасно понимали, что на Большой земле Западу, возможно, и помогли бы. В настоящей операционной, с переливанием крови и широким спектром антибиотиков. Но не здесь, не в Зоне. И даже если мы его дотащим до Седого, то это ничем не поможет.