Внезапно, один снимок привлек внимание Ильи. В мужчине рядом с материю он без труда узнал скончавшегося пациента из четвертой палаты. В следующий момент Илья привстал от удивления, мигом забыв об усталости. На снимке мама в руках держала ту самую турку, что досталась Илье при столь необычных обстоятельствах. Он соскочил с дивана и побежал в угол, где начал лихорадочно рыться в вещах в поисках заветного ящика. Олеся смотрела на брата во все глаза, не понимая причины его возбуждения. Откопав ящик на самом дне хлама, Илья вернулся к дивану. Вынув сосуд, сверил его с изображенным на снимке. Ну точно, та самая турка!

— Откуда у тебя такая красота? — спросила Олеся, забирая у Ильи турку и любуясь ею с видом истинного ценителя произведений искусства.

— Попала ко мне случайно… — Илья рассказал ей про странного пациента, ничего не утаивая. Сестре он доверял, как самому себе.

— Странно, — произнесла Олеся. — Получается, что раньше она принадлежала маме. Значит, мама ее подарила ему? — указала она на изображенного на фотографии мужчину.

Илья достал снимок из ячейки альбома и прочитал надпись на обороте, сделанную рукой матери: «Я и мой лучший друг и соратник, Кирюша Синицын, на берегу живописного озера Титикака». Далее шла дата, за год до рождения Ильи.

— Теперь, я бы о многом мог спросить его, — с сожалением произнес он. — А тогда, хотел, чтобы наш странный разговор поскорее закончился. Вот почему его фамилия показалась знакомой… Наверное, мама когда-то упоминала о нем, и невольно запомнилось. — Он задумался ненадолго. — А знаешь, Синицын сказал, что завладел этой туркой незаконным путем. Получается, он украл ее у мамы, и после этого они перестали общаться. Вот, о чем он говорил перед самой смертью.

— Значит, по праву эта вещь принадлежит нам? — недоверчиво спросила Олеся.

— Получается, что так, — кивнул Илья. — Только, давай, не будем никому ее показывать, проблем у нас и так хватает. Отчим, если увидит, обязательно захочет пополнить ею свою коллекцию антиквариата.

— Конечно, я и сама так подумала, — восторженно отозвалась сестра. — Она будет только наша и больше ничья.

Ни он, ни Олеся не подумали, что вещь достаточно дорогая и можно попытаться ее продать и уехать из города, подальше от ненавистного отчима и всей его семейки. Они держали турку в руках, как единственную вещь, которая осталась от мамы — свидетельство того, что она жила когда-то, путешествовала, была молодой и счастливой. От нахлынувших чувств Олеся заплакала. Илья обнял сестру и прижал к себе, тихонько укачивая.

— А знаешь, — внезапно, сквозь слезы сказала Олеся, — давай будем пользоваться ею, когда никого нет дома. Не хочется, чтобы такая красота пылилась. Она как раз на две маленькие чашечки — для тебя и меня, — она радостно улыбнулась осенившей ее мысли, глаза заблестели, увлажненные слезами, как цветы утренней росой.

— Согласен, — торжественно произнес Илья. — И начнем мы прямо сегодня, когда как раз есть такая возможность.

Олеся радостно захлопала в ладоши, но потом, спохватившись, произнесла:

— А, может, лучше в другой раз? Ты, ведь, так устал.

— Усталость как рукой сняло, когда я увидел эту фотографию. Все, пошли на кухню.

Они дружно спустились в вычищенную Вероникой кухню.

Пока Илья закладывал кофе с сахаром в турку, заливал водой и ставил на плиту, Олеся весело доставала из холодильника печенье и конфеты.

— А здорово мы с тобой придумали, правда? — радостно щебетала она. — Пить кофе в тайне от всех. Это так волнительно. У нас с тобой теперь есть собственная тайна!

— Не просто тайна, а большая тайна, — шутливо поправил ее Илья, неспешно помешивая кофе ложечкой, следя за тем, когда наступит момент закипания, потому что закипевший кофе — это испорченный кофе, так его учила мама. — Она такая большая, что о ней никому нельзя рассказывать, даже Веронике. Сможешь удержаться?

— Спрашиваешь! — уверенно ответила Олеся. — Да чтобы я хоть кому-нибудь, хоть слово!.. Никогда! — она весело рассмеялась, и смех прозвучал как колокольчик.