Глава 37
Огромная голова оксолопуса еще несколько секунд смотрела на меня выпуклыми глазами, затем длинная шея повернулась, и спина зверя вновь неторопливо закачалась под ногами. Я проводил взглядом три объеденных кактуса, на которые уже пикировали жаждущие испить сока ибисы и повернулся к стае. Краснобрюхи притихли, похоже чего-то от меня ждали. Я присел на корточки, чтобы взгляд были на уровне глаз животных и звучно сказал:
— Поздравляю вас, товарищи обезьяны, с блистательной победой! Молодцы, не посрамили отчизну!
Кличами «ура», впрочем, те не разразились, но «триггер общения» сработал. Крупный краснобрюх с рваным ухом осторожно подошел ближе, протянул длинную волосатую руку и дотронулся кончиками пальцев до моего плеча.
Краснобрюхи признают ваше старшинство и уступают первенство в разделе добычи.
— Ах вот оно что… Вы оказывается не прочь мясца перекусить. Ну гоже, согласен. Чего добру пропадать.
Следом, раздвигая длинные волосы оксолопуса как «кусты по пояс», ко мне подошел и жуткий ланцетник. Он распахнул безглазый клюв-зуб и по ушам резанул длинный свиристящий звук.
Ланцетники признают ваше старшинство и уступают первенство в разделе добычи.
— Спасибо и тебе, птичка. Ну, раз вы настаиваете…
Я шагнул к трупу раптора и увидел на морде легкое свечение, подцепил пальцами его жесткую губу и приподнял, обнаружив что в пасти четыре клыка сияют характерной подсветкой лута. Обоюдоострые клыки, размером со средний палец, выдернулись легко, с чмоканьем словно крепились к челюсти на присосках.
Клык волкораптора, режущий и колющий урон 3–4 ед.
Альтер провел своей призрачной рукой по остриям других зубов и посмотрел вопросительно.
Я подергал остальные, острые как бритва зубы, но со вздохом констатировал:
— Нет, Альтер. Маловат у меня уровень потрошителя. Вижу что полезная вещь, но взять вряд ли смогу.
Призрак моргнул с недоумением и сказал:
— А если мотыгой постучать?
Я кивнул:
— Ну чем черт не шутит, когда бог спит, попробуем.
Стиснул мотыгу возле самого рубила и попытался краем отковырнуть из пасти еще один зуб. Но тот с хрустом треснул и рассыпался костяными осколками, словно стеклянный.
Я вздохнул, кивая: