— Не заставлял? – прошептала я. — Ник, ну как так?

— Я… ну, Лиза немного занималась. Читала вот. И что-то там в тетрадке делала, – пожал он плечами, и стал еще более походить на растерянного мальчишку. — Ладно, понял. Нужно контролировать.

— Кнут и пряник, – вздохнула я. — Терпеть не могу высказывания в стиле «А вот я в твоем возрасте…», но знаешь, я класса до пятого в школу как на праздник шла. Обожала учиться, так интересно было. Потом, класса до восьмого тоже любила, но уже не из-за учебы, а из-за общения. Придем до звонка, пораньше, а нас в школу не запускали до перемены, мы в школьном дворе ждали. И вот, полный двор ребят, все общались… здорово было. А Лиза вот, только в первый класс пошла, и уже разонравилось. Что дальше-то будет? Учиться долго.

— А я терпеть не мог школу, вот прям как Лиза, – тихо рассмеялся Никита, перецеловывая мои пальцы. — У нас учительница была такая… советская женщина, скажем так. Только в плохом смысле. Красная химия на голове, очки в роговой оправе, указка. В меня в первый же день мокрой тряпкой швырнула, которой доску протирают. Прямо в лицо попала. Мне семь было, откуда мне было знать, что нельзя болтать и смеяться? А еще я до этого не в «Б» класс зашел после линейки, а в «А», перепутал. И ей пришлось меня бегать, искать. А потом эта мокрая тряпка в лицо. В общем, – уже громче рассмеялся Никита, но тут же сбавил громкость, — у нас была ненависть с первого взгляда. Алла Владимировна ее звали. Именно из-за нее я и возненавидел школу, и после последнего звонка с чистым сердцем ей средний палец показал.

— Что, так плохо было? Прям все одиннадцать лет?

Никита подмигнул мне. Хулиганисто так, задорно.

— Прогулы, погромы, детская комната милиции, – перечислил он, и я в показном ужасе прижала ладони к щекам. — У нас у входа в школу висели плакаты, на которые вписывали прогульщиков, и отдельно тех, кто форму не носит. Я всегда был на этих плакатах. И вообще, чудом аттестат получил, мне его дали, наверное, только чтобы я ушел поскорее, и не позорил славное общеобразовательное чистилище.

— И во всем виновата Алла Владимировна, да? – улыбнулась я ему.

— Угу, она, – ухмыльнулся Никита. — Может, если бы не моя первая учительница-грымза, я был бы примерным ботаном и гордостью школы. А так, знаешь ли, пришлось соответствовать образу.

— Бедненький, – поманила его к себе, и куснула за губу вместо поцелуя. — Прям обнять, и плакать. Всю жизнь тебе эта Алла Владимировна загубила.

— И не говори. Пожалеешь?

— Уже жалею, – провела ладонью по его щеке, любуясь.

Весь мой. Нельзя, конечно, в мужике растворяться, и становиться придатком. В рот заглядывать, и божеством считать. Нельзя, но… ох. Люблю, и все тут. И гори оно все!

— Не испугался? – кивнула на Лизу.

— Маленько, – честно сказал Никита. — Но я вроде как готов. Почти. И если Лиза будет продолжать воевать с прописями, и не любить школу, я как брат по несчастью, смогу на нее повлиять. Сам ведь через эти муки прошел. Так что помогу тебе.