— Дорогие родственники, всем вам пора, – рыкнул он. — Всем! – повторил, взглянув на мою маму, а затем на свою. — Прошу к выходу!

Я дома, надо же.

Дома.

У Никиты. Полулежу на диване, грудь сдавливает каркас, и вообще я малость побитая, но счастливая. Даже удивительно, я ведь трусиха та еще. Однажды мне приснилось, что я попала в авиакатастрофу, самолет падал, а ведь я даже аэрофобией не страдала. И во сне я истерику устроила, проснулась в панике. Даже стыдно стало, что я настолько трусливая.

И тут почти покушение, инвалидом могла остаться после такого «салюта» в мой бедный живот. Но никакого отходняка, никакой паники. Не сказать, что я рада случившемуся, мне придется полежать в этом каркасе, потом смогу вставать, хорошо хоть перелом без смещения. И дней через пятнадцать-шестнадцать смогу выйти на работу. То есть, мороки с травмой многовато, и это не может радовать, но я и не удручена.

Радуюсь тому, что есть.

Вот Лиза, прикусив кончик языка, сидит и корпит над прописью, и за ней радостно наблюдать. Милая она у меня.

— Мне не нравится, – тут же заныл мой цветочек, которым я любовалась последние минут пятнадцать. — Мам, сейчас все в компьютерах, зачем эти прописи? Гадость!

— Чтобы почерк был красивым.

— Я печатать буду, – Лиза отшвырнула пропись, и она упала на пол.

— Подними.

— Нет! – дочка сложила руки на груди, и выпятила губы.

— Лиза!

— Не хочу!

— Лизавета! – чуть повысила я голос.

— Ну мам, – захныкала она, но все же пропись подняла, — скучно. Можно на кухню?

— Пока упражнения не сделаешь, нельзя.

— Ну почему? – глаза Лизы наполнились слезами, и в гостиную вошел Никита.

О, кто-то сейчас увидит концерт. Здравствуй, милый, ты как раз вовремя.

— Потому что стыдно, будучи взрослой писать как курица лапой. И мелкая моторика важна, помнишь, я рассказывала тебе про мелкую моторику?