Он вспомнил Энрике с Пако и громко прошептал:
— Я же просил ее не ехать.
Врач и Толхерст прибыли одновременно. Первый — испанец средних лет — все еще смаргивал сон с глаз. Он подошел к Барбаре, и она объяснила ему, что случилось. Толхерст с удивительным спокойствием окинул взглядом лежащего на полу Берни и забрызганную кровью Барбару.
— Это мисс Клэр? — тихо спросил он у Гарри.
— Да.
— Кто этот человек?
Гарри набрал в грудь воздуха:
— Он служил в интербригаде, его три года незаконно держали в трудовом лагере. Он наш старый друг. Мы планировали спасти его, но не вышло.
— Иисусе Христе, вот что я скажу… — Толхерст глянул на Барбару. — Вы двое лучше прошли бы в мой кабинет.
Барбара подняла взгляд:
— Нет, я медсестра. Я готова помочь.
Врач посмотрел на нее добрыми глазами и тихо проговорил:
— Нет, сеньорита, я справлюсь сам.
Он начал снимать повязку. Гарри увидел под ней красную плоть и белую кость. Барбара, глядя на рану, сглотнула.
— Вы… вы поможете ему?
— Будет лучше, если вы все оставите меня, — сказал доктор, поднимая руки. — Пожалуйста.
— Пошли, Барбара.
Гарри взял ее за локоть и помог встать. Вслед за Толхерстом они покинули комнату и поднялись наверх по темной лестнице. Во всем здании зажигался свет в окнах, раздавалось бормотание — ночные сотрудники готовились взяться за разрешение кризиса.
Толхерст включил свет в своем кабинете и жестом пригласил их сесть.
Гарри подумал: «Я был здесь только вчера, только вчера. В другую эпоху, в другом мире. София была жива».