Короче, особый отдел полка — не то место, где можно рассчитывать на какую-то мифическую справедливость.
— Я вам дам инструктаж, как остаться в живых, правда, он на санскрите, — говорю и с разворота одному конвоиру провожу подсечку.
У второго выворачиваю винтовку из рук, с последнего, третьего, просто ствол с плеча снимаю. Он даже за него взяться не успел. Первый боец, с ног сбитый, встать пытается, да руки у него подламываются.
— Мужики, вы чего? Вы что, больные? — спрашиваю.
— Вторую неделю по тыловой норме кормят, хлеба ржаного триста грамм и суп, прозрачный, как слеза богородицы с одной картошечкой на миску. Откуда силам взяться. Так и подохнем, немца не увидев, от голода, — говорит один.
— Ты и мою винтовку возьми, гнет она меня к самой земле, — говорит другой, и свешали они на меня все три винтовки.
Однако, все еще хуже, чем я думал. Дистрофия в армии. А что делать? Я же не Христос, пятью хлебами всех не накормлю. Снимаю вещмешок флотский, достаю хлеб и две банки тушенки.
— Берите, — говорю, — от чистого сердца, ешьте, доходяги.
Смели они все до крошки. Вышли мы на дорогу, остановили машину с морячками.
— Привет, братишки! До Питера подбросите?
— Садитесь, товарищ капитан НКВД. Только город давно Ленинградом зовут, — один меня взглядом сверлит.
Опять попался.
— Молодец, — говорю, — бдительность на высоте. Чьи вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведет?
А они из шестой бригады морской пехоты.
— Да вы мне родня, — говорю, в Шлиссельбурге ваша отдельная ударная рота с нами на пару чудеса героизма показывала.
Ну, тут и началось. С гальванером Васечкиным три матроса с одного корабля оказались, так их радости не было предела. У них в бригаде роту давно потеряли….
Проверили, конечно, описать заставили, у капитана с нашего буксира тоже сослуживец нашелся, короче, заехали в город, первым делом посетили Адмиралтейство. Многие наши подарки помнили, на слово у нас еще людям верят, договорился я — мы из шестой бригады еще роту берем.
Трех пехотинцев завез в госпиталь и тут меня поджидал сюрприз.
— У меня санитары в голодный обморок падают, — заведующий отделением очки протирает. — Их лечить не от чего, а кормить нечем…. Ничем не могу помочь, юноша.
Давно меня так не называли. Ладно. Оформил их в санитарный пункт, на помывку и прожарку одежды. Вша пехоту заедала с невыносимой силой. Во флотской столовой по талонам покормил по нормам плавсостава.